– Сейчас же вернись и сдай пакет обратно, Мила.

Сестра застывает на месте. У нас португальские корни, и кожа Камилы от природы загорелая, как и моя. Но сейчас от загара не осталось и следа, он стал белым, как свежевыпавший снег в высокогорье.

– Уайетт, – говорит она, – ты что тут делаешь?

Мне даже становится смешно:

– Ты серьезно?

– Я…

– Даю тебе одну попытку на то, чтобы все объяснить. Что за дела? Почему ты не в школе?

– У меня окно.

– Вранье. По расписанию у тебя математика со старушкой Клируотер, а она никогда не уходит раньше времени.

Сестра прикусывает нижнюю губу, и я понимаю, что я прав. Так она делает, когда нервничает.

– Не верится, – говорю я. – У нас едва хватает денег, чтобы свести концы с концами, а ты ходишь по магазинам за дизайнерскими трусиками?

Мила поднимает подбородок:

– Это мои деньги, Уайетт. Я их заработала, усек? Так что я могу делать с ними все, что захочу.

Это задевает меня за живое, и она это знает. Она знает, как сделать мне больно. Хочется разозлиться и накричать на нее, но она ведь моя младшая сестра, а родители умерли. Я не только ее брат, я ей в некотором роде как отец, и кричать сейчас – значит только усугублять ситуацию.

Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох и сдерживаю гнев:

– Ты же знаешь, я бы позволил тебе тратить деньги на любую ерунду в мире, не окажись мы в такой ситуации. Давай, возвращай вещи.

– Нет.

– Камила, пожалуйста. Как только моя рука окрепнет, я выйду на лед, и мне выплатят деньги. Тогда я куплю тебе десять таких комплектов, если хочешь. Я куплю тебе все, что угодно, правда, но сейчас так не пойдет. Сейчас нам нужно держаться вместе.

Сестра скрещивает руки. Бумажный пакет покачивается в руке взад-вперед.

– Я все подсчитала, Уайетт. С чаевыми из «Лыжной хижины» и зарплатой за прошлый месяц мы легко доживем до октября. Я могу себе его позволить, понятно?

– Тебе ведь он не нужен, – говорю я. – Зачем тебе такое белье? Я же тебе недавно покупал новый комплект.

Она смотрит на меня так, будто у меня на лице сидит огромная серая моль.

– В «Таргет»! Ты принес мне хлопковые трусики из «Таргет»!

– Да, именно, – не понимаю, в чем проблема. – Ты сказала, что тебе нужно новое белье, и я тебе его купил.

Ее лицо становится ярко-красным, она взмахивает руками, фыркает и просто разворачивается.

Я иду за ней:

– Эй! Да что не так?

Она смотрит прямо перед собой:

– Я не стану обсуждать с братом свое белье. А теперь оставь меня в покое.

– Вот уж точно нет. Ты должна быть в школе и заниматься алгеброй.

Камила останавливается так резко, что я замечаю это только через два метра. Я оборачиваюсь и вижу, как сестра смотрит на меня, ее лицо искажено гневом.

– Fodasse[4], Уай, лучше разгреби свое дерьмо!

– Я как раз этим и занимаюсь. Ты в начале моего списка.

– Я всего-то купила себе нижнее белье!

– Ну, конечно. Белье за несколько сотен долларов.

– Несколько сотен долларов, которые я сэкономила из тех денег, что заработала, потому что ты не в состоянии работать.

Она словно вылила мне на голову ведро льда. Легкие словно онемели. Где-то в груди болит, и я думаю, что это может быть сердце. И я говорю то, чего не должен, и о чем пожалел сразу после того, как слова сорвались с губ.

– Мама с папой были бы в тебе разочарованы.

Камила резко вдыхает воздух. Она сутулится, как будто я ее ударил. И ударил, но не физически, а морально, и это еще хуже. Я прекрасно это знаю, потому что у меня в груди большой кратер, который постоянно мне об этом напоминает.

Пакетик бессильно болтается в ее хрупкой руке, и мне вдруг становится ее так жаль, что хочется плакать. Моя младшая сестренка стоит тут с вещью, которую купила себе сама, наверно, радовалась, наконец-то снова почувствовала себя хорошо, пока не появился я и все не испортил.