– Ладно, – звучит горько. Майк встает и указывает на массажный стол. – Пожалуйста, сядь спиной ко мне и опусти руку.

Следующие две минуты я трачу на то, чтобы снять джемпер. Это утомляет и удручает. Я просто хочу снова нормально функционировать. Я хочу вернуть свою прежнюю жизнь.

Майк натирает руки маслом для массажа и укоризненно смотрит на меня, когда я сажусь. По телу пробегает заряд тока. По крайней мере, мне так кажется. Все покалывает от страха того, что должно произойти.

«А может, и нет, – думаю я. – Может, сегодня обойдется».

Может, может, может.

– Я прочитал твою медицинскую карточку, – говорит Майк. Он встает рядом со мной и проводит пальцем по позвоночнику, чтобы я выпрямился. – По данным обследования, у тебя разрыв мышцы леватора. Это леватор лопатки. Разрыв привел к напряжению соседних групп мышц, и причина, по которой ты больше не можешь нормально пользоваться рукой, вероятнее всего, кроется в диффузных триггерных точках.

– Да.

«Пожалуйста, помоги мне вернуться к нормальной жизни. Пожалуйста».

– Сначала я сделаю осмотр. Не пугайся, у меня холодные руки.

– Без проблем.

«Холодные, как мое сердце».

Когда он проводит пальцами по больным мышцам, я чувствую острую боль, пронзающую меня от кончиков пальцев до головы. Но я уже сталкивался с этим. Не поэтому я щурюсь. Сжимаю зубы. Задерживаю дыхание.

Я жду. Жду, что случится невозможное. Что я исцелюсь. Я жду, когда наступит этот момент, и боюсь, что он не наступит.

Майку удается зайти дальше, чем другим физиотерапевтам. Проходит целых три минуты, пока он гладит мои мышцы, а мне кажется, что мой череп вот-вот взорвется от излучаемой боли. Три минуты, полные надежды, в которые я верю, что меня наконец-то вылечат, – пока пульс не начинает учащаться и все, о чем я могу думать: «Черт, опять начинается, опять, ну почему так происходит?»

У меня кружится голова. Пальцы покалывает. Внезапно Майк исчезает, будто он где-то далеко, я больше не чувствую его прикосновений. Как будто меня здесь нет, как будто я больше не в процедурной.

Словно меня здесь никогда и не было.

В ушах звенит пронзительный крик. На секунду мне кажется, что я оглох, все дрожит, а потом я чувствую запах дыма – дыма и чего-то еще, чего-то металлического, похожего на железо.

Я протягиваю руку и хватаюсь за что-то влажное. Ощущаю липкую субстанцию на своей коже. Я понимаю, что это кровь, еще до того, как вижу ее, и в голове пусто, в ней нет ничего, кроме КРОВИ, КРОВИ, КРОВИ.

Я не могу пошевелиться. Я замираю. Это самое страшное. Безысходность вгрызается в мое тело и рвет на части, безжалостно уничтожая все, что от меня осталось.

Я мог бы помочь. Мог бы, если бы тело не подвело. Мысль заполняет мою голову, каждый сантиметр, настолько, что она вот-вот лопнет. Но она не лопается, шум становится все громче и громче, и это невозможно терпеть, но у меня нет выбора.

Я ДОЛЖЕН БЫЛ ПОМОЧЬ.

Но я не сделал это не потому, что не мог двигаться, что был слишком слаб, что разрушил чужие жизни.

Это моя, все моя вина, и я переживаю все снова, снова и снова. Запахи такие сильные, что хочется убежать, но я не могу сдвинуться с места, звуки такие громкие, что хочется отключить звук, а боль сильнейшая, хуже любой, которую я когда-либо испытывал.

Этот момент длится холодную, темную вечность. Тело покрывается испариной, когда образы вокруг меня исчезают, а перед глазами появляется большой анатомический плакат. Он плавает взад и вперед, как будто он наполовину есть, а наполовину нет, и все нереально. Череп пульсирует. Я лишь смутно осознаю, что в нескольких метрах от меня стоит Майк, потирая грудь и разглядывая меня.