– Ты к нам вернулся, брат?

– Не-е.

Я хлопаю по протянутой руке Пакстона и качаю головой, когда он вопросительно кивает на автомат с напитками.

Пожав плечами, он берет себе «Ред Булл» и прислоняется плечом к автомату.

– Рассказывай, – говорит он, делает большой глоток и подмигивает нашему командному психологу, которая проходит мимо нас со сдержанной ухмылкой. Только он может это сделать, в смысле, друг, это же она, наш командный психолог.

– Что ты делаешь в тренировочном центре?

– Пришел к врачу.

– А, точно. Та самая история.

Да. Та самая история. Взгляд Пакстона устремляется к моей левой руке, пока он делает глоток энергетика. Он ничего не говорит, а я с каждой секундой ощущаю себя все гаже. Между нами проплывают слова, которые он не хочет говорить, и на которые я не хочу отвечать.

«Что случилось?»

«Что я слышал – это правда?»

«Это ты во всем виноват, друг?»

Я делаю глубокий вдох и зарываю руки в хоккейную куртку:

– Грей вчера просто паршиво сыграл, да?

– Ты серьезно? – Пакстон делает последний глоток из банки, сминает ее и бросает через мою голову в урну. – Это просто катастрофа! Не понимаю, почему тренер Джефферсон согласился его поставить. Ксандер чуть не набросился на него в раздевалке после игры. Без шуток. Если бы Оуэн с Кейденом не удержали его, он бы выбил парню зубы за такую дрянную игру на льду.

Я смеюсь:

– Он остался на афтерпати?

– Не-а. Наверно, духу не хватило. Тебе надо вылечиться, Уайетт. Очень срочно. Без тебя мы многое потеряем в этом сезоне.

– Уже недолго осталось.

Какой же из меня никчемный лжец. Как будто я знаю, сколько еще времени это займет. Прошло уже несколько месяцев, и все безрезультатно. И сестренке приходится совмещать работу и школу, чтобы свести концы с концами. Я уже несколько месяцев ненавижу себя, как никто другой.

– Вот это круто.

Пакстон отталкивается от автомата, поправляет громоздкую хоккейную куртку и со вздохом проводит рукой по волосам.

Пакстон был признан фанатками самым сексуальным игроком команды «Аспен Сноудогс» в журнале «Спортс Иллюстрейтед». Моя сестренка тоже к нему неравнодушна. Она мне не рассказывала, но я это знаю, потому что, когда ее комната становится похожа на мир после торнадо, я не выдерживаю и прибираюсь. На некоторых страницах своего блокнота она написала его имя с сердечками и цветочками, вероятно, от скуки, когда отвлекалась от учебы или не хотела слушать в школе, и это для меня было настоящее открытие, потому что мне и в голову не приходило, что Камила может заниматься подобным. Что она рисует сердечки с цветочками. Она такая холодная и разочарованная в мире, ходит со мной на все вечеринки и пьет, пьет, пьет, чтобы забыть, забыть, забыть. Она часто кажется настолько сломленной, что я не замечаю за этим фасадом ребенка, который по-прежнему живет внутри нее и хочет рисовать сердечки, а не разрешать парням засовывать долларовые купюры в трусы и просыпаться в больнице после промывания желудка.

Хотел бы я ей как-то помочь, но не в состоянии помочь даже себе, так что, будем честны, что я могу поделать? Правда в том, что я – не пример для подражания. Я просто ничтожество. Я из тех, кто изменил своей девушке. Кто показал ей, как надо пить.

Из тех, кто рушит жизни.

– Так что, Лопез, – он ударяет кулаком по открытой ладони в ровном ритме. – Послезавтра пресс-конференция. Ты собираешься участвовать?

– Конечно.

– Тебя будут расспрашивать о состоянии здоровья.

Он говорит это с таким видом, словно прикидывает, справлюсь ли я. Что лишний раз подтверждает, что он знает, что случилось в начале лета.

– Ничего особенного. Я приду.