Музейные истории Роман Моргунов

Лучшие люди – выдуманные

Макс Фрай

История первая. Вы приняты

1

– За мной, пожалуйста! Вот сюда.

Дом только с виду был обычным. Внутри всё оказалось настолько фантастическим, что в действительность трудно было поверить.

– Не стесняйтесь!

Не стесняться?! Не каждый день удаётся подниматься по винтовой деревянной лестнице. Тут такие громадные портреты в массивных золотых рамах (или как они называются?), что не очень-то и понятно, как стены их держат. Окна появляются то тут, то там. Кажется, они подглядывают. В отличие от хозяина, который ушёл куда-то по удивительной лестнице и ждёт меня где-то там.

– Ну что же вы?

Из стен вырастают изящные бра. Около окон (они странные, неравномерные. Каждое окно не совпадает размером и формой с другим. И есть даже круглые) вниз льются тяжёлые изумрудные шторы.

Дом дышит.

Пока эту фразу никак не объяснить, но и не сказать её тоже нельзя.

Дом дышит, будьте уверены.

– Кабинет направо!

Да, на втором этаже направо от лестницы распахнута дверь. Даже отсюда, ещё не заходя в сам кабинет, можно увидеть хозяина. Довольно шустрый пожилой мужчина. Расположился за невероятно громадным столом, покрытым зелёным сукном. Ножки у стола сделаны кольцами. У основания пошире, а спускаются вниз, становясь всё меньше и меньше. На столе много всего, не разобрать.

Перед столом друг напротив друга располагаются два замечательных мягких стула с удивительными подлокотниками. Эти подлокотники выполнены в виде львиных голов.

– Пожалуйста, устраивайтесь!

2

Я оглядываюсь и прохожу.

Мне не страшно. Портреты, шторы, всё такое дорогое, конечно, производит на меня впечатление. Но я о таком читал. Когда-то давно и почти ничего не помню, но это уж ладно. А ещё я узнал Пушкина. Он здесь на каком-то портрете изображён. Да, точно, это Пушкин. Мы в школе ещё сочинение по такому портрету писали. Или не писали? Или по другому портрету писали? Да ну и Бог с ним! Но Пушкина я узнал! Зуб даю – внизу был портрет Пушкина!

Это меня приободрило.

– Прошу вас, садитесь!

Я смотрю на хозяина кабинета.

Видимо, внизу свет не позволил мне внимательно его рассмотреть. Старик. Голова совсем седая, серебряная. Морщины глубоко изрезали кожу, нос маленький, глаза бледно-синие, как будто выцветшие, да и голос хрипит, аж слышно, как он потерял былую силу.

– Рюкзак можете поставить в ногах! – скрипит старик.

Я киваю и сажусь.

Стул просто невероятен. Как будто подстраивается под мою спину, так мягко. Я ставлю локти на подлокотники и понимаю, что сейчас выгляжу человеком, который возложил руки на головы львам. Хотел бы я себя увидеть со стороны!

Оглядываюсь.

У кабинета есть окна с трёх сторон. То есть окон нет только там, откуда я вошёл.

– Немного привыкли?

Я киваю. Но я не привык.

– Не все чувствуют себя здесь хорошо, – как будто бы вздохнул старик. – Кому-то часы мешают, кого-то ещё что смущает… У всех по-разному!

За моей стеной действительно занимали место невероятные напольные часы с маятником. Они чуть заметно шипели и сверкали золотым циферблатом с чёрными римскими цифрами и тонкими изящными стрелками.

С часами всё было хорошо. Они меня не смущали.

Дом дышал и сквозь окна смотрел на меня.

– Давайте начнём? – спросил старик.

– Давайте! – преодолел я себя и странно при этом себя почувствовал.

Будто бы тень отделилась от меня, отпрыгнула и села на пустой стул, что стоял напротив. Нет, я ничего не видел (если вы так подумали). Я так почувствовал. Это довольно странно объяснять, но это было именно так, поэтому я считаю важным сказать об этом.

3

– Как вы поняли, что хотите здесь быть?

Странный вопрос.

Я не первый раз прихожу на собеседование. За эту неделю я был везде, куда меня пускали. Везде, где со мной вообще решались заговорить. Понятно, что это не такие дома. Разумеется, там не было портретов Пушкина, деревянных винтовых лестниц, стульев с подлокотниками-львами. Ну так и не музеи это были. А вопросы везде были приблизительно одни и те же.

Поэтому я ответил не на этот странный вопрос, а на тот, который обычно звучит в таких ситуациях:

– По объявлению.

Брови старика поползли вверх, лицо вытянулось и стало сплошным знаком вопроса.

– Преинтереснейшая история! – сказал он. – И как же это случилось, позвольте полюбопытствовать?

Для себя я перевёл эти слова так: покажите объявление. Поэтому я полез в рюкзак у своих ног, покопался в карманчиках и достал ту странную бумажку, которая и привела меня сюда. Честно говоря, я не думал, что она понадобится, просто так сорвал. А ещё я думал, что Музей поступил очень оригинально, выбрав такой витиеватый шрифт. Сейчас я смотрел на стол старика и понимал, что никакой это не шрифт. Объявление было написано от руки, каким-то из этих перьев, которые сейчас лежали на зелёном сукне. Из какой-то чернильницы, которые сейчас в ряд располагались на специальных подставках. Серебряные? Или просто так сделанные?

– Позвольте узнать, молодой человек: как давно у вас этот листок?

Бумага прямо хрустела в его руках. Если он спрашивает, значит, писал не он. Видимо, в Доме ещё кто-то есть.

– Какой позор! Это ужасно! – он бросил лист на стол и правой рукой закрыл глаза. Тень, сидевшая напротив меня, вздохнула и поднялась со своего места.

– Вы видели ещё такие объявления?

Тень поднялась и укоризненно посмотрела на меня.

– Очень хорошо, что вы забрали с собой эту бумагу. Я надеюсь на вашу честь! Гуамоколотинг поступил крайне безответственно! Если бы он воспринимал мои внушения, несомненно, такого позора бы не случилось…

Я поднялся вслед за своей тенью.

– Я надеюсь на вашу скромность и честь, – сказал старик и тоже поднялся.

Должен сказать, никто и никогда, особенно в деревне, откуда я прибыл три дня тому назад, не надеялся на скромность и честь. Не потому, что там живут какие-то плохие люди, а потому, что там таких слов я не слышал.

– Я пока ещё надеюсь, что такая бумага существует в единственном экземпляре… Спрошу, конечно, у Гуамоко, но сразу должен признать, что веры у меня к нему нет… Вы уж простите!

Старик был жутко расстроен. Наверное, даже больше, чем я. Тень моя тем временем уже стояла в дверях. Старик шумно вздохнул и замер. Он смотрел точно на тень. Вроде бы он её не видел. Но как только тень сделала шаг за порог, дверь резко и шумно закрылась. Это волнами пошло по дому. Мне стало страшно.

– Садитесь! – вдруг уверенным и звонким голосом сказал старик и как-то совсем иначе занял своё место. Поставил локти на стол, опёрся подбородком на руки и, чуть повернув голову, сверкнул тёмными глазами в меня.

– Нам подойдёт не любой человек, – сказал он. – Музею нужен человек особенный.

Я кивнул. Речь точно шла не обо мне. Я самый обычный человек. Во мне ничего особенного.

– Нам нужен человек, который будет здесь жить, – сказал старик. – Вы сможете?

Предыдущие две ночи я провёл на вокзале, потому что не знал в Москве никого. Мне казалось, что две тысячи триста семнадцать рублей, которые я накопил для поездки в Москву, достаточная сумма «на первое время». Мне казалось, что найти работу в Москве проще простого. А самое главное, что мне казалось, что зарплату выдадут сразу, как только устроишься, а не через две недели или месяц. Оказалось, что я ничего не знаю об этой жизни. В Москве, о которой рассказывали в нашей деревне как о земном рае, я не мог ничего.

– Смогу, – уверенно кивнул я.

– Ваши родные, близкие и друзья не должны знать, что вы здесь работаете.

Я никому не сказал, что уехал в Москву. Билета у меня не было, я просто сел на одну электричку, потом на другую, потом рассказал слёзную (придуманную заранее) историю, потом шёл пешком, потом залез в какой-то автобус. Словом, я сам не очень понимал, как я здесь оказался.

– Музей не назначит вам зарплату, но нуждаться вы не будете.

– Чего? – спросил я. Старик удивлённо моргнул и объяснил понятными мне словами. Когда я со всем согласился, дверь в кабинет сама собой открылась. Никакой тени там не было.

– Пойдёмте! Я покажу вам Музей и вашу комнату.

4

– Это Выставочный Зал нашей экспозиции. Сейчас он, разумеется, не готов. Возлагаем на вас большие надежды в этом плане. Работы, как видите, очень много!

Никакой работы я не увидел.

Большущая комната с окном во всю стену. Ореховые шторы и тюль, напоминающая слабый солнечный свет. Напротив окна большое овальное Мутное Зеркало. Очень мутное, отражения почти не видно. Между ними длинный роскошный кожаный диван. Явно очень мягкий. Перед ним, словно стая собачонок, собрались странные маленькие столики на ножках. Сверху у них стекло, так что я догадался, что это витрины, в которых что-то должно быть выставлено. Но сейчас там ничего не было. Справа и слева от зеркала стояли книжные шкафы. За стеклом можно было разглядеть золотые корешки книг.

– Любите читать? – спросил старик.

– Честно говоря, нет, – не смог я соврать.

– А кого-нибудь на портретах узнали?

– Там есть Пушкин, – сказал я.

– На корешках книг написаны только названия книг, – почему-то печально сказал он. – Сможете найти книгу, которую написал Пушкин?

Я подошёл к ближайшему книжному шкафу и стал вчитываться в названия. Боже мой, неужели есть люди, которые столько читают? Я вот учебник по литературе в школе с трудом за год осиливал, а он вдвое меньше, чем любая из книг за стеклом в этом шкафу. Слава Богу, что в старших классах в учебнике литературы только ерунда какая-то написана, а произведений совсем нет. Можно было не читать. Я ухмыльнулся этим свои мыслям.