– Никит, а Никит! Ты там, в Питере до кого уже дослужился-то?

Никита взглянул на него, и, улыбнувшись, ответил:

– Старший опер уголовного розыска в одном из районных управлений.

– А по званию кто?

– Майор полиции.

– Майор! Ишь, ты! И как там тебя, уважают?

Никита задумался на секунду:

– Да, я, как-то, не спрашивал. Наверное! У нас там ребята нормальные, сработанные. Друг друга не подставляем. А что? Вы это к чему спросили?

Дед задумчиво выпустил ещё одну струйку дыма.

– К чему? Да к тому, что, если поспешишь с переводом, можно и ошибиться. Знаешь, как бывает? Народ вокруг, ты говоришь, хороший. А начальство? Так себе? Ты из-за начальников своих и уйдёшь со службы! А о ребятах своих потом жалеть не будешь?

Никита помолчал, отведя глаза в сторону. Четыре пары глаз смотрели на него с любопытством.

– А про начальство-то как догадались? Вроде, я и не говорил ничего! Только, не это главное. Просто, я и в самом деле хочу вернуться домой! Мой дом здесь! И поэтому, мне здесь очень хорошо!

Ночь была безоблачной, и убывающая луна светилась очень ярко. Чёрные косые тени от неё ложились по земле. В застывшей тишине под мостом тихо журчала Вель, свинцово поблескивая мелкой рябью. Город Вельск лежал на берегу, словно чёрная яма, в которой острыми золотыми иглами выстреливали редкие точки фонарей.

Стоящий, облокотившись на свою машину, молодой парень услышал приближающийся звук автомобильного мотора, и увидел два ярких луча света. Тёмный кроссовер проехал немного дальше к мосту, и затормозил на обочине. Из открывшейся правой дверцы машины вышел рослый мужчина, несущий за плечевой ремень небольшую тёмную сумку. Молодой пошёл ему навстречу, и мужчина подал сумку ему за ремень.

В темноте взвизгнула застёжка молния. Парень заглянул вовнутрь, посветил фонариком, легкомысленно усмехнулся, и, проговорил:

– Давно бы так!

И подхватив сумку, развернулся, чтобы идти прочь.

В это время тот, кто оставался сзади, выхватив из багажника деревянную биту, размахнулся, и с силой ударил уходящего по голове. Раздался противный хруст, ноги несчастного вяло подкосились, и он рухнул на землю.

На следующий день Никита, как обычно, встал рано, чтобы опять сделать утреннюю пробежку. Правда, за окошком сегодня нахмурилось и заметно похолодало. Но он не стал отменять свой забег, а собрался и вышел во двор. Стадо коров уже миновало их двор, негромко побрякивая боталами.

Поздоровавшись, как обычно, с пастухом, он побежал дальше, привычным маршрутом к берегу реки. Потом снова направился вверх по её течению до старой ивы, и обратно.

Остановившись, как обычно, у поворота к дому, он немного поёжился, но всё-таки решился, быстро разделся и, громко вскрикнув, с разбегу прыгнул, разбрызгивая во все стороны воду, и отдуваясь.

Оказавшись в реке, он не ощутил воду слишком холодной и, энергично загребая руками, поплыл к дальнему берегу, после чего повернул назад к своему. Его мышцы сжимались и разжимались, согревая себя. Он сплёвывал холодную воду, чувствуя себя бодрым и сильным.

Приближаясь к своему берегу, Никита глубоко нырнул и, не обращая внимания на взбаламученную с песчаного дна зеленоватую муть, расслабил мышцы.

Двигаясь, словно торпеда, он плыл, открыв глаза, почти не перебирая ногами, и только ждал, когда сквозь спутанные водоросли он увидит приближающийся берег.

Внезапно он ткнулся руками во что-то массивное и тёмное на своём пути. Вытаращив глаза, он разглядел перед собой колыхающееся бледно-синюшное лицо утопленника с широко открытыми глазами, почему-то зависшего почти вертикально ниже поверхности воды, покачиваясь от быстрого течения.