Дед Николай даже крякнул:

– Ух, ты как! Хорошо-о! Ну, гляди! Как устанешь – бросай. Не горит, чай!

Никита промолчал, поднял с земли и поставил на пень упавшую половинку.

Новый замах был таким же. Удар! И половинка развалилась до основания. И дело пошло.

Светлана усадила деда рядом с бабушкой, а сама стала подбирать и складывать только что порубленные дрова в поленницу.

Минут через двадцать Никита услышал со стороны калитки голос мамы:

– Эй, соседи! Вы что это? Дармового работника нашли? Он у меня вчера и так уже всю картошку окучил!

Елена Васильевна обернулась на голос и с улыбкой ответила:

– Здравствуй, Люсь! Хочешь, мы ему заплатим?

Людмила Петровна вошла во двор, негромко стукнув калиткой.

– Здравствуй, Лен! Привет, Коль! И ты, Света, здравствуй!

Никита, усмехнувшись, продолжил колоть дрова, резко с выдохом вонзая тяжёлый колун в обрез чурки.

Елена Васильевна решила остановить это дело:

– Ну, ладно! Никита, ты давай уже отдыхай. А то эдак, и впрямь тяжело.

Она встала с лавочки и пошла навстречу старой подруге. Они обнялись, и хозяйка повела гостью к крыльцу.

Людмила Петровна поинтересовалась:

– Ну, ты как, Лен? Здоровье, смотрю, получше?

– Ага. Немного полегчало. Кашель поменьше. Слабость отступила. Это всё Коля! Он меня вчера в баньку затащил. А потом чаю с шишковым вареньем. И, ты смотри, вроде отпускать начало!

Николай, сидя на лавочке, проговорил:

– Давно надо было так полечить, по-нашему, по-деревенски. А ты, Люсь, за сыном пришла?

– Да, нет! Так, просто. Полюбопытствовать: как вы тут поживаете? А то, мы что-то давненько не видались! Ты вот, Коля, глядь, уже и дрова на зиму запасать начал.

– Ну, это мне с Тимохой да Иваном по знакомству в лесничестве гиблого лесу отписали, как ветеранам, после того, как хороший украли.

И дед весело рассмеялся:

– Так бы я, как и все, поближе к зиме занялся. А тут, вишь, повезло: Никита твой в помощники пришёл. Мы бы без него долгонько проваландались!

Людмила Петровна бросила на сына тёплый взгляд и сказала, посмотрев на Елену Васильевну:

– Он, Лен, ты слышь, задумал домой возвращаться. Говорит, что мне тут одной плохо. Только ему, что же, службу бросать в Питере-то? Сорвать подружку свою сюда, в деревню?! Я думаю, это он горячится.

Елена Васильевна, грустно качнув головой, ответила:

– Слышала я. Мне Светланка моя сказала. Ну, не знаю. Я бы на твоём месте не спешила его отговаривать. Здесь ему, конечно, жить победнее будет. Только и тебе без него ведь никак уже нельзя. Разве не так? Мы уж с тобой, подружка, совсем не те девчата, что раньше!

И она невесело засмеялась.

Людмила Петровна присела рядом с Еленой Васильевной, помолчала, вздохнула, и ответила:

– Оно, конечно, так! Да, что же он, будет из-за меня себе жизнь нормальную поганить?

– Ну, почему это поганить? Может, у них с женой и тут всё сложится? Смотри, какой он у тебя работящий?!

А Никита тем временем подошёл к колодцу, вытащил из него ведро воды, отошёл к изгороди, наклонился, и вылил его на себя целиком, весело фыркая от наслаждения.

Светлана, догнав его, протянула лохматое полотенце. А он с удовольствием обтёрся насухо, и натянул на себя свою борцовку.

Потом они оба вернулись к крыльцу, и присели на лавочку: Никита – рядом с матерью, а Светлана – с бабушкой. Разговор стариков продолжался ещё какое-то время неспешно и негромко, словно ручей журчал. А молодёжь молча слушала, поглядывая на своих стариков.

Николай Алексеевич был не очень высок ростом и худощав. На его сухом морщинистом лице светились светло-серые глазки с хитроватым прищуром. Он, присев на обрезок бревна, достал из кармана пачку сигарет «Прима» без фильтра, вынул одну и размял её в своих жёлтых от табачного дыма пальцах. Чиркнув спичкой о коробок, прикурил, прищурился, выпустил изо рта серо-голубую струю крепкого табачного дыма, и спросил: