То постепенно и неуклонно, то скачкообразно возраст властно берет свое: меняются очертания лица, качество кожи и волос, фигура, формы, пластика тела, рисунок движений. И первое чувство, которое при осознании этих изменений испытывает большинство женщин, – ужас: «Я больше не буду такой, как была!»

Общество модели «дожития» на этот случай имеет в арсенале два набора реакций. Первый – «достойное» принятие. Согласно ему женщина, отметив безжалостные признаки внешнего старения, в буквальном смысле отворачивается от зеркала. Навсегда. Потому что смотреть там больше не на что. Нет, необходимый минимум она, конечно, соблюдает – зеркало понадобится, чтобы, например, причесаться. Но в остальном ход ее мыслей знаком и понятен: «молодая была немолода», «что уж теперь хорохориться», «молодиться стыдно».

Модель «дожития» предполагает стереотипы-блоки, проверенные несколькими поколениями: одежда должна быть «аккуратной и немаркой», к косметологам ходить – «только деньги выбрасывать», вес с возрастом набирается неминуемо, каблуки вредны… Со скрипом эта модель все-таки позволяет красить волосы и делать «практичные» стрижки, не возбраняется и маникюр, но лак не должен быть ярким. Гардероб теперь составляет одежда для прогулок с внуками или походов в магазин, дачных хлопот и чего-то условно праздничного на случай чьего-нибудь юбилея или… поминок.

Этот набор реакций проще всего подытожить формулой «опустить руки»: больше ничего не будет, детородный возраст позади, следовательно, брачные ритуальные танцы, для которых требуется внешняя привлекательность, отныне не актуальны. Привлекать больше некого и незачем – в этой модели все подчинено неосознанной целесообразности, и «Акела» без боя уступает арену молодым волчицам. Для чего еще пытаться сохранять внешнюю привлекательность, совершенно непонятно.

Женщины этого типа, конечно, имеют собственные доводы и причины для такого выбора. Возьмем, к примеру, тех, кто следует традициям, все еще крепко укорененным в большой (именно большой, насчитывающей несколько поколений – это важно!) семье. В этой модели внимание, которое ранее получалось за счет внешней привлекательности, теперь достигается за счет авторитета и статуса в семье, и эта компенсация воспринимается совершенно естественно: человек не слишком страдает и спокойно отодвигает вопросы внешности на дальний план. Другое дело, что сегодня большие семьи встречаются все реже, а вот практика эта, вошедшая в кровь и память, все еще продолжает действовать. Жертвование своей внешностью сохранилось, а необходимая для его приятия компенсация не обеспечивается.

Есть в этой категории и женщины, в буквальном смысле уставшие от своей именно женской жизни – той, которую наполняли любовь, страсть, мужчины, поддержание красоты, флирт и эффектные платья. С определенного момента в них что-то перегорает, и они даже с каким-то облегчением закрывают эту часть своей личной истории, больше не затрачивая на нее сил и эмоций. Такие женщины в прошлом часто были красавицами, внешность которых имела значение в том числе и для профессии (в основном актерской). Мужского внимания им всегда хватало с лихвой, пока однажды они не сказали себе: «Стоп, хватит, я больше ничего этого не хочу». В качестве примера можно привести Бриджит Бардо или Нонну Мордюкову – дам волевых, обладающих сильным характером и мощным очарованием, которое при необходимости они могли бы поддерживать на должном уровне… если бы хотели. Но они в этом больше не нуждались, сполна удовлетворив свою женскую самооценку и перейдя на другой этап жизни без сожалений и ностальгии.