Он взял Шломо под локоть и повел его по шатру, между ползавшими на полу генералами.

– Мои генералы, – сказал Император, любезно улыбаясь. – Надеюсь, вам не надо объяснять, что с такими генералами мы выиграем любую войну?

Шломо растерянно улыбался.

В конце концов, – подумал он, пытаясь осознать увиденное, – ничего из ряда вон выходящего не происходило. Смешно было бы, в самом деле, императору стыдится какого-то еврея, пусть даже одетого в европейское платье и хорошо говорящего по-немецки.

– Все свободны, – Император махнул рукой, когда последний генерал положил на стол собранные бумаги. И повторил:

– Надеюсь, это будет для вас хорошим уроком, господа.

– Так точно, Ваше величество, – ответил за всех Штольц, поклонившись и поворачиваясь, чтобы уйти.

– Тут написано, что вы хотели встретиться со мной по каким-то важным вопросам, – Император проводил насмешливым взглядом своих генералов и вернулся к своему походному столу.

– Да, Ваше величество, – Шломо Нахельман поклонился.

– Садитесь, – сказал Император, указывая на стул возле стола, и сам опустился в высокое кресло, которое делало его гораздо выше собеседника и скрывало некоторые физические недостатки.

– Итак, – император почувствовал, что к нему вновь возвращается хорошее настроение, – Я готов выслушать вас, господин…

– Нахельман. Шломо Нахельман.

– Господин Нахельман. Но не забывайте только, что мой день буквально расписан по минутам и если я прекращу аудиенцию, то не потому, что забыл о правилах приличия, а потому что у меня больше нет ни капли времени. Итак?

– Я понимаю, Ваше величество и постараюсь быть краток, – еще раз поклонился Нахельман.

– Вот и прекрасно, – сказал император, которому вдруг показалось, что ему стал нравиться этот скромный и хорошо говорящий по-немецки еврей, с красивыми умными глазами и обходительными манерами, которые обличали в нем хорошее воспитание.

– Но прежде ответьте мне на вопрос, – Вильгельм сложил на коленях руки, прикрывая правой рукой левую, которая была значительно короче. – Я получил немало писем, авторы которых не желают, чтобы нога германского императора ступила на землю Палестины. Находите ли вы, что это действительно отвечает желанию многих, населяющих Палестину, евреев?

– Я уверен, что желающих этого по той или иной причине – не много, – почти не задумываясь, сказал Нахельман, зная, что говорит правду.

– Однако, насколько мне известно, не все рады моему приезду, – император явно желал получить более вразумительный ответ. – Некоторые считают германского императора источником зла, который угрожает еврейскому народу.

– Наверное, Ваше величество имеет в виду раввина Хаима Йосефа Зонненфельда?

– Да, – кивнул император. – Не помню, как его зовут. Тот, кто назвал Германию новым Амаликом и запретил благословлять ее императора, потому что, видите ли, у Израиля нет хуже врага, чем я и немцы.

– Я вижу, вы хорошо осведомлены, Ваше величество, – сказал Шломо Нахельман, позволив себе улыбнуться.

– А разве нет? – в голосе императора послышалась досада. – Разве Германия была когда-нибудь противником евреев? Знаете, что он позволяет себе, этот ваш Зонненфельд? Публично оскорблять меня и мою внешнюю политику, по поводу которой я, кажется, никогда не имел ни от кого никаких мало-мальски серьезных нареканий. Это обидно.

Высказав это, император слегка ударил ладонями по подлокотникам своего кресла, словно приглашая своего собеседника разделить с ним его возмущение.

– Поверьте, он не стоит того, чтобы о нем говорили, – сказал Шломо Нахельман. – Однако не буду от вас скрывать, Ваше величество, что таких евреев становится все больше. К счастью, есть простой способ, который мог бы заставить всех их перейти на вашу сторону.