Вопрос был, конечно, риторический и вместо того, чтобы отвечать на него, император спросил:

– И об этом вы и хотели поговорить со мной? О будущем?

– Да, Ваше величество, – сказал собеседник – О будущем, которое уже близко. О том будущем, которое уже стоит у ворот, готовясь застигнуть нас врасплох, если только мы не заручимся заранее поддержкой Небес.

Пафос, прозвучавший в последних словах собеседника, показался императору не совсем уместным.

– Боюсь, что мое время уже на исходе, – сказал он, впрочем, еще не делая попыток подняться с кресла. – В следующий раз я с удовольствием выслушаю ваши соображения относительно будущего.

– Конечно, Ваше величество, – сказал Нахельман, продолжая любезно улыбаться, так, словно он знал что-то, чего не знал и не мог знать его собеседник. – Позвольте мне только рассказать вам одну историю, Ваше величество. Мне кажется, она прояснит суть дела и расставит все по своим местам.

– Если хотите, – император пожал плечами.

– Это было очень давно, Ваше величество, – начал Шломо Нахельман, закрывая глаза, как будто это позволяло ему видеть что-то, чего не видели другие. – Молодому кронпринцу было тогда, если я не ошибаюсь, всего десять лет и у него был конфликт с его воспитательницей, которую звали Клотильда. Она была откуда-то с севера.

– Как? – переспросил император. – Клотильда?

– Да, Ваше величество, – продолжал Нахельман. – Ее звали Клодильда.

– Очень интересно.

– Да, Ваше величество.

– И что же было дальше?

– Дальше случилось так, что молодой кронпринц возненавидел эту воспитательницу, да так сильно, что начинал заикаться, когда ее видел.

– Наверное, у него были для этого причины, – сказал император внимательно глядя на Шломо Нахельмана.

– Но не настолько серьезные, чтобы сделать то, что он сделал, Ваше величество.

– И что же он сделал? – спросил император.

– О, сущие пустяки, Ваше величество. Однажды, когда никто его не видел, он взял из шкатулки своей матери изумрудный кулон, который она очень любила, и закопал его возле беседки, рядом с кустом жасмина. Подозрение, конечно, пало на Клотильду, которую, к тому же, видели в этот день где-то поблизости, и она с позором была изгнана прочь. Боюсь, впереди ее ожидала не слишком радужная жизнь.

На какое-то время в шатре повисло молчание. Потом император, заметно бледнея, сказал:

– Господи. Надеюсь, вы не собираетесь опубликовать эту историю в «Illustrierte Zeitung»?

– Нет, Ваше величество. Конечно, нет.

– Зачем же вы мне тогда это рассказали?

– Затем, Ваше величество, чтобы вы согласились, что иногда Небеса открывают нам свои тайны, даже не спрашивая, хотим мы того или нет. Я рассказал вам эту историю, чтобы напомнить вам то, что вы прекрасно помните и без меня: все тайное рано или поздно становится явным, вопрос только в том, когда именно это произойдет.

Мысли императора, между тем, похоже, бродили где-то далеко.

– Мне было всего десять лет, – он словно удивлялся, что когда-то ему и в самом деле было десять лет, – мне было десять лет, и эта Клотильда была настоящим чудовищем, можете мне поверить, – добавил он негромко, морщась, словно у него вдруг разболелись зубы. – Подумать только, прошло столько лет, а я до сих пор еще слышу ее отвратительный, писклявый голос, от которого не было спасения… Не знаю, почему матушка выбрала тогда именно ее.

– Вам ни в коем случае не следует оправдываться, Ваше величество, – сказал Нахельман. – Все, что я хотел, это только то, чтобы вы выслушали мои соображения относительно ближайшего будущего Европы и вспомнили, что Бог иногда обращается к нам напрямую. И это вовсе не Его вина, если мы не прислушиваемся к его голосу и пропускаем Его советы и наставления мимо ушей.