– Настенька, вставай. Сейчас косички заплету, и будешь мне помогать.

Настя обожала эти утренние часы. Мать аккуратно расчёсывала её длинные тёмные волосы, заплетала в две тонкие косички, приговаривая:

– Будь умницей, дочка. Учись всему: и грамоте, и труду, и уважению.

Образование для девочки было редкостью в то время. Но Андриян и Евдокия понимали: их дочь особенная. Раз в две недели в село приезжал учитель – молодой семинарист из духовного училища. Он занимался с местными детьми, и Настя буквально проглатывала каждое его слово.

– Читать и писать будешь лучше всех, – говорил учитель, глядя на внимательные зелёные глаза девочки.

Отношения с соседями-китайцами были сложными, но мирными. Они селились компактно, занимались торговлей, огородничеством. Настя с любопытством наблюдала за их бытом: странные блестящие чашки, непохожая на русскую одежда, непонятная речь.

Однажды старик-китаец, живший по соседству, подарил ей глиняную фигурку дракона:

– Хорошая девочка, – сказал он на ломаном русском. – Умная.

Настя берегла этот подарок, как самое большое сокровище.

Война с Японией отзывалась в селе болью и тревогой. Несколько молодых мужиков ушли на фронт, некоторые не вернулись. Но жизнь продолжалась: поля ждали посева, скотина – ухода, дети – воспитания.

И посреди этого сурового, пограничного мира росла маленькая Настя – девочка с раскосыми зелёными глазами, впитывающая в себя дух свободы, знаний и надежды.

В те годы село Лесково дышало особой жизнью. Находясь на перекрёстке культур и торговых путей, оно впитывало в себя дух времени, как губка впитывает воду. Здесь русская речь свободно переплеталась с китайской, а традиционный уклад жизни обогащался восточной мудростью.

Максим родился в 1900 году, когда над горизонтом уже сгущались тучи грядущей Русско-японской войны. Его первые годы были наполнены звуками двух миров: степенными разговорами русских поселенцев и певучей речью китайских торговцев. С младенчества он привык к этому многоголосью культур, впитывая его как нечто естественное и родное.

Мальчик рос необычайно восприимчивым к языкам. К четырём годам он уже свободно общался с китайскими детьми, играя с ними в незамысловатые игры на пыльных улочках Лескова. Его детская непосредственность и природная смекалка помогали преодолевать языковые барьеры, которые взрослым казались непреодолимыми.

Когда в 1904 году разразилась Русско-японская война, четырёхлетний Максим впервые столкнулся с тревожной реальностью большого мира. Село наполнилось военными, через него проходили обозы с припасами и снаряжением. Ночами слышался далёкий гул артиллерии, а днём взрослые говорили о сражениях под Порт-Артуром и Мукденом.

Эти события оставили глубокий след в детской душе. Максим начал задавать вопросы о войне и мире, о разных народах и их взаимоотношениях. Его отец, Спиридон Михайлович, старался объяснять сыну сложности пограничной жизни простыми словами:

«Видишь ли, Максимка, здесь, на границе, нужно уметь слушать и понимать друг друга. Война приходит тогда, когда люди перестают слышать один другого».

Природная наблюдательность мальчика проявлялась во всём. Он мог часами наблюдать за работой китайских ремесленников, запоминая их движения и приёмы. Особенно его завораживало искусство каллиграфии – он пытался повторять замысловатые иероглифы, выводя их палочкой на песке.

К семи годам Максим уже помогал отцу в торговых делах, выступая переводчиком в простых разговорах с китайскими купцами. Его детская непосредственность часто помогала разрядить напряжённую атмосферу сложных переговоров, вызывая улыбки даже у самых суровых торговцев.