Глубоко вдохнув и выдохнув, профессор поднял флакон повыше, и произвел с ним какие-то действия – я не видела, что именно он сделал, но когда он снова опустил руку, голубой жидкости стало ровно наполовину меньше.

– Хорошо, приступим. Вы знаете, что должно произойти?

– Эмм… Только поныслышке. Что-нибудь ужасное?

– О да. Я разберу вас на части, выну внутренности, прополощу их в ведре и очищу от грязи…

– ЧТО?! – я увидела, как ноги женщин согнулись в коленях – она явно приподнялась.

– Я шучу, мадам. Но будет больно. И анестезии от этой боли нет.

– Что там происходит?! – шипела Марго, слыша весь этот бред так же хорошо, как и я, и пихаясь сзади за право подглядывать.    

– Отстань, – прошептала в ответ, отпихивая ее. То, что происходило, уже было настолько дико, что уступить подруге очередь у «глазка» было никак невозможно!

Я теперь даже боялась, что нас услышат и я так и не узнаю, к чему ведет это странное свидание. Уж точно не к банальному сексу.

Воскресенский – не проститут, осознала вдруг с какой-то совершенно неприличной радостью в душе! Он кто угодно, только не проститут! Но что же он собирается с этой теткой сделать? Может, это какая-нибудь косметическая процедура? Запрещенный экстракт из каких-нибудь почек нерожденных младенцев?

– Зажмите это между зубами… – я вздрогнула от ставшего суровым голоса.

– О боже… – дама от страха икнула и что-то прошепелявила, словно рот ее был забит мягким кляпом.

– Тихо! – сердито рявкнул профессор. – Вы мне мешаете сосредоточиться. Я начинаю.

Держа полупустой флакон за острую крышечку, он отставил руку с ним в сторону и… отпустил его. Я даже зажмурилась, ожидая звона разбитого стекла и разлетающихся по всей комнате осколок, но никакого звона не услышала. Открыла глаза… и только и успела закрыть рукой рот, чтобы не закричать.

Флакончик не упал, нет. Словно за невидимую веревку подвешенный к потолку, чуть покачиваясь из стороны в сторону, он… висел. А точнее, стоял. Прямо на воздухе.

– Это фокус… – забормотала себе под нос, мотая головой. – Просто такой фокус, впечатлить даму. Вот ведь мошенник…

– Аггггррыыы… – замычала вдруг в «кляп» дама, и я увидела, как ее дебелые, покрытые синими венками ноги снова сгибаются, а таз приподнимается над каталкой.

– Шоннера тор ухра мории эт нейи… – возвысил над этим мычанием голос профессор, произнося что-то совершенно непонятное, на чужом языке с придыханием и на совершенно нечеловеческих интонациях. Настолько нечеловеческих, что у меня мурашки по спине побежали.

Женщина на каталке еще сильнее выгнулась, захрипела, забилась в судорогах… и обмякла, словно потеряв сознание. А по ее коже, от бедер к коленям пополз огонь – синий, как из газовой конфорки, так будто кто-то поджег тополиный пух на поляне травы.

Но не это потрясло меня и убило, заставляя мои колени подогнуться, а меня саму – сползти по двери кладовки на пол.

Меня потрясло то, что стало с этими ногами после того, как огонь прополз по ним и исчез где-то в области икр женщины.   

– Не может быть… – шептала я, стараясь не потерять сознание. – Этого просто не может быть…

Но это было. Отрицать то, что я видела, было невозможным, и галлюцинациями я не страдала. А потому закрыла глаза, и твердо проговорила про себя то, что только что увидела.

Да. Мой профессор только что сделал так, что ноги лежащей на каталке женщины стали идеально гладкими, розовыми, как у младенца, и… боже мой! На два, а то и на три размера меньше в обхвате!        

– Кто здесь?! – злобный голос Воскресенского раздался, казалось, у меня прямо над головой. Мы с Марго подпрыгнули, переглянулись, я же задрала голову наверх, с ужасом глядя на дрыгающуюся под шваброй ручку двери.