Мой профессор из другого мира Лючия фон Беренготт
1. Глава 1
– Печеньку хочешь? – в душной темноте рядом со мной чем-то громко зашуршали, потом принялись жевать, явно стараясь не чавкать…
– Тише ты! – так же громко вздохнула я и протянула руку, чтобы прижать ею очередной пакет с провизией, который умудрилась вытащить из рюкзака Марго. Вместо этого мои пальцы попали в печенье – сухое и шуршащее даже громче пакета, в котором оно было. Пришлось взять.
– Ты же шнаешь – я ем, когда нервнишаю… – попыталась оправдаться Марго с набитым ртом.
«Ем» – это было мягко сказано. С того самого момента, как мы решились залезть в кабинет к Воскресенскому, единоличному властителю на кафедре химии и биологии, рот у Марго не закрывался. В буквальном смысле этого слова – когда она не ела, она говорила. А когда не говорила – вздыхала, охала и причитала от волнения.
Я уже десять раз пожалела, что затеяла весь этот цирк. То же мне, шпионки нашлись – одна жрет не переставая, вторая чуть не засыпает после бессонной ночи, заполненной зубрежкой-в-последнюю-минуту!
Экзамен по гребаной органической химии – вот о чем следовало думать сегодня! А не о том, как лихо мы разгадаем секрет нашего красавца-химика, который всего лишь через два часа будет вальяжно разгуливать между рядами студентов, удивительным образом разоблачая самых искусных списывальщиков.
– Напомни, зачем нам это нужно? – попросила я, широко зевнув и потирая глаза. Может, можно немного поспать прямо здесь, в кладовке на складном стуле?
– Ты не поверила, когда я сказала, что Воскресенский водит к себе женщин потому, что с ними спит, – послушно напомнила Марго. – И выдвинула свою версию – он, мол, варит и продает дамам наркотики. Как мистер Уайт. Я сказала, что вряд ли, потому что он в принципе не тот типаж мужчины и скорее похож на жиголо, чем на побитого жизнью ученого-наркоторговца… Мы поспорили, и ты предложила провери…
– Марго, – остановила я этот новый фонтан словесности. – Это был риторический вопрос. Мне еще не настолько отшибло память зубрежкой.
На самом деле, мы «поспорили» – это еще мягко сказано. С пеной у рта доказывая каждая свою правоту, мы с Марго чуть не поругались, обменялись нелестными эпитетами и в пылу гнева пообещали друг другу по тысяче рублей, если версия другой окажется верной.
Ну, то есть, проще говоря, мы заключили пари, и сегодняшний вечер должен был расставить все точки над «и» и ответить-таки на вопрос, который тревожил головы всех студенток химико-биологического – почему в полуподвальный кабинет профессора Воскресенского непрерывным потоком, вот уже три месяца кряду, ходят женщины?! И не просто женщины, а ухоженные, холеные женщины из самых богатых районов Москвы, приезжающие на собственных авто, а порой даже и с водителем.
– Вот увидишь, Ксю, что он их… того. Придется закрывать уши! – тараторила Марго, пока мы, оглядываясь, под прикрытием очень раннего утра, спускались в полуподвальный этаж, который целиком занимал наш факультет, вместе с лекционным залом, тремя лабораториями, складом и кабинетом Воскресенского, которому завкафедрой позволяла полную свободу действий – от составления расписаний до перепланировки внутренних помещений по его первому требованию.
Если версия моей подруги окажется правильной, вполне вероятно, что он и нашу завкафедрой… того. А что тут такого? Женщина она видная, хоть и в возрасте, а в последнее время и вовсе расцвела, словно обрела вторую молодость. Ничего удивительного, если причиной этого позднего цветения окажется наш красавчик-химик.
И все же, я даже в душе билась за свою версию – рисовать в голове образ эдакого мистера Уайта было интригующе и гораздо приятнее, нежели представлять Воскресенского в объятьях Натальи Борисовны.
Если наш химик окажется банальным жиголо, я разочаруюсь в человечестве, решила я и сердито откусила печеньку.
– Ксюха… – перебила мои размышления Марго. – А если он полезет в кладовку? Вдруг ему понадобится моющее средство или… ну не знаю… – в полумраке я увидела, как он хлопает по какому-то тряпью, – мешок или половая тряпка?
Я не представляла себе для чего может понадобиться мешок или половая тряпка при обеих версиях. Наркотики вроде не в мешках отгружают. А если даме понадобится душ, в кладовке его точно искать никто не будет.
И все же, стоило придумать ходы к отступлению, пока еще была возможность говорить друг с другом. Потому что когда через пятнадцать минут сюда пожалует гостья – а они всегда приходили в одно и то же время – придется сидеть тихо, как мыши.
Сюда мы проникли благодаря одному из мастер-ключей уборщика, который я смогла легко отцепить от общей связки, пока Ибрагим Вавилович объяснял заплутавшей в коридорах факультета студентке, как пройти в библиотеку. (Студенткой, разумеется, была Марго.)
– Посвети-ка телефоном… – попросила я через пару секунд раздумий.
Подруга снова зашуршала пакетами, пряча их в сумку, достала вместо этого телефон и включила на нем фонарик. Я подошла к двери. Наклонив голову, осмотрела внутреннее устройство замка, убедилась, что он не запирается изнутри.
– Хм… – пробормотала, оглядываясь в поисках чего-то, что могло оказаться подручным средством.
– Швабра? – предложила Марго, посветив в угол.
Вот не даром мы с ней уже почти год соревнуемся в сообразительности и смекалке! Молодец, подруга! Я схватила висящую на крючке швабру уборщика и примерила ее к ручке двери, которая открывалась наружу. Отлично подойдет! Аккуратно просунула рукоять сквозь скобу ручки и дальше – вбок по стене, образуя надежный, держащий дверь засов. Теперь снаружи дверь открыть было невозможно, и если профессору приспичит, он должен будет пойти звать уборщика – которого еще попробуй найди! Мы же за это время успеем сбежать.
Радуясь нашей с Марго находчивости, я полюбовалась на сооруженное мной устройство и вдруг заметила – между дверью и косяком оказывается была щель! Небольшая, но если приблизиться глазом…
Я так и сделала. И вдруг почувствовала, что сонливость на удивление быстро и резко пропадает, а адреналин в крови, наоборот, растет. Потому что в обнаруженный зазор между стеной и дверью кладовки было отлично видна самая стратегическая точка профессорского кабинета – его письменный стол и один из стульев для посетителей. Если сегодня здесь и будет происходить что-либо интересное, это будет где-то в этом отрезке комнаты. Скорее всего.
– Подглядывать не хорошо, – попеняла мне в спину Марго, заставляя покраснеть.
– А подслушивать? – я повернулась и воззрилась на эту святошу, скрестив руки на груди.
– Это была твоя идея! – нервно ответила она, судя по судорожным движениям, снова собираясь полезть в сумку за чем-нибудь съестным.
Ах ты ж обжора бессовестная! Моя, значит?!
– А ты типа не причем, да? – возмутилась я. – Тебе типа не интересно было, чем он тут занимается? Я тебя насильно, что ли, сюда притащила?
– Не насильно, но ты не можешь отрицать, что это ты придумала – проверить свою дурацкую теорию с наркотиками. Могла бы просто не спорить и со мной и сделать вид, что согласи…
– Тшш! – ближе к выходу, я первая услышала щелчок наружной двери, которая вела в кабинет Воскресенского, и в панике прижала палец ко рту.
– Прошу, мадам, – раздался глубокий, обволакивающий, как жидкий шоколад, голос, который нельзя было спутать ни с чьим другим. Марго быстро погасила телефонный фонарик и перестала шуршать чем бы то ни было.
***
– Хохохо… – голосом Эллочки-людоедки густо посмеялась очередная гостья Воскресенского. – Мне нравится, как вы меня называете… «Мадам». Очень галантно. Хотя, если вам интересно, я – скорее мадмуазель. Хохохо…
По звуку, она прикрывала рот рукой, когда смеялась – возможно, не считала собственную улыбку красивой. А возможно, сама понимала, как глупо она звучит.
– Не интересно, мадам. Прошу садиться. Принести вам чаю или кофе?
– Что вы, что вы… Я не хочу настолько вас затруднять. К тому же, когда я выпью кофе, у меня сразу же подскакивает давление… То есть, не то, чтобы подскакивает – гипертония это болезнь стариков, конечно, у меня же, наверняка, просто нервы… А возможно, психосоматика. Ну, вы понимаете?
Надо же, какая дура, отвлеченно подумала я, с интересом ожидая, что мой профессор ответит на весь этот словесный понос.
Справедливости ради надо признать, Воскресенский оказывал подобное влияние на женщин, и не только внешностью… хотя и внешностью тоже.
Пронзительной, экстравагантной и немного резкой красоте его мог бы позавидовать каждый. Мне лично он напоминал актера, заигравшегося в какое-то сказочное существо – причем уловить, какое именно, было трудно. Начиная с его внушительно роста, широких плеч и какой-то... не нашей элегантности до удивительных, пронзающих, иссиня-черных глаз, заставляющих замереть, как загнанная в мышеловку полевая мышь – все в нем озадачивало, сбивало с толку и даже… пугало.
Так что я отлично понимала эту незнакомую мне даму – сама была в ее положении не раз. Ну, то есть, меня не приводили в кабинет к Воскресенскому с непотребно-преступными целями, но вблизи от него я стояла и знала по собственному опыту, каково это – зависать на собственном отражении в его глазах-омутах. Нести всякую чушь, потому что путаются мозги и заплетается язык. Бормотать робкие, вежливо-фамильярные глупости, краснеть, извиняться… и продолжать нести чушь.
