Поехала в Питер вооруженной этим чудесным артефактом.
Нас все спрашивали: «Зачем вы едете в Питер?» Мы отвечали-отвечали и никак не могли ответить на этот вопрос. Мы с Мариной интуиты, это значит, что если мы не будем слушать голос сердца, то может случиться непоправимое. Поэтому, когда нам показалось, что пора ехать в Питер, мы открыли расписание и стали изучать поезда. Как назло, гороскопы тоже обещали удачную поездку, так что пришлось пойти и купить билеты. И вовсе мы не взбалмошные, просто умного судьба ведет, а дурака тащит. Марина – психолог и знает это лучше многих.
Мы купили билеты, и Марина сокрушалась, что нам не достались боковушки у туалета. Я ее утешала: нам и без того будет что вспомнить, в конце концов, в Питере есть Эрмитаж, Нева и много наших друзей.
На вокзале мы быстренько встретились с Марининым сводным братом, которого она не видела 28 лет. Он сразу спросил, зачем мы едем в Питер. Подруга молчала и смотрела на меня, так что пришлось сказать, что у нас там Важные Дела. В Питере могут предложить работу, мы соскучились по «Павлину» из Эрмитажа, и вообще – о чем тут говорить? – каждый культурный человек должен периодически ходить вдоль Фонтанки.
– Я недавно был в Петергофе, – радостно подхватил брат. – Там, знаете, фонтаны, и погулять отлично можно.
Мы снисходительно кивнули, подтверждая его причастность к культурным людям, и стали собираться на поезд.
Все-таки Питер – очень интеллектуальный город. Прямо на вокзале мы увидели плакаты: «Бордюр или поребрик?», «Батон или булка?», «Пышка или пончик?». И это была реклама банка! При чем здесь банк, мы не очень поняли, наверное, это не для средних умов. Но все равно приятно, что, едва сойдя с поезда, можно задуматься о вечных вопросах лингвистики.
Мы приехали в Питер не просто так, а как культурные люди, поэтому первым делом отправились в Галерею драгоценностей Эрмитажа. Это не постоянная экспозиция, попасть в нее трудно, так что, если бы не пробивные способности Марины, мы бы простояли в очереди до вечера и насладились лишь видами лестницы. Но Марина умеет найти ко всем подход, и мы – ура! – проникли в святая святых. Я сказала Марине, что она молодец, а она ответила, что от меня тоже есть польза: я вожу с собой много лекарств на все случаи жизни. Очень хорошо, когда у тебя есть настоящий друг, с которым можно похвалить друг друга и сходить в Эрмитаж.
Драгоценности мне понравились, но не все. Оказалось, что скифское золото вообще есть у меня дома. Оно, конечно, медное, но по форме точь-в-точь как те цветочки в витрине. Изумруды тоже разочаровали – зеленка и зеленка, ничего выдающегося. А вот бриллианты очень понравились, особенно на лошадином чепраке. Они сверкали, как россыпь фейерверков, хотя подсветка была очень тусклая. Экскурсоводша сказала, что однажды стояла она на этом самом месте, и вдруг произошло короткое замыкание – вспыхнул яркий свет, и ее ослепило. Несколько месяцев бедной экскурсоводше пришлось ходить к окулисту. Вот, оказывается, какая это опасная профессия. Я порадовалась, что у меня дома только скифское золото и никаких бриллиантов. Потом мы с Мариной застряли у хорошеньких шкатулочек. Они нам уж-жасно понравились. Выяснилось, что мы были не одиноки в своих пристрастиях: Екатерина II их тоже очень любила. Мне больше всего понравилась перламутровая с сапфирами, а Марине приглянулась бриллиантовая с серебром. Жаль, что охранники нас быстро оторвали от витрины, я бы объяснила, что перламутровая гораздо лучше. Но надо было уступить место какому-то итальянскому министру: ему тоже хотелось посмотреть на коробочки. У государственных чиновников вообще губа не дура: прилетели и сразу отправились пялиться на бриллианты! Можно подумать, в Эрмитаже и посмотреть больше нечего. Власть имущие быстро становятся алчными и теряют духовность. Мы совершенно другое дело, потому что не первый раз в Питере, имеем российское гражданство и, собственно, попали на эту выставку случайно.