Потом мы гуляли по набережной, встречались по Важным Делам, отнесли бумаги в фонд, забежали в редакцию «Деток». Но это оказалось так похоже на обычную непитерскую жизнь, что пришлось по-шустрому покупать билеты в театр, чтобы утешиться. Советовались долго: хотелось выбрать какой-то особенный спектакль, про большое и светлое. В конце концов единогласно проголосовали за театр на Лиговском проспекте – от него всего пятнадцать минут до Московского вокзала, если бегом. Спектакль нам не понравился: героиня играла отвратительно, к тому же у нее была талия, как у молодой Гурченко, и длинные локоны, наверняка парик. Но Маринка сказала, что мы все равно не останемся на вторую часть.

Вместо этого мы нашли кофейню и просидели там почти до самого поезда. Я съела два десерта, и один попался вполне приличный. В кафе к нам присоединилась Нитка. Она моя университетская подруга и замечательный во всех отношениях человек: крутит романы с марокканцами, поет джаз и умеет повязать шарфик 20 разными способами. В субботу она собиралась лететь на параплане, поэтому я заказала ей мороженое – пусть привыкает к высотным температурам.

Нитка сказала, что мы внесли в ее жизнь свежую московскую струю. Мы не спорили. Во-первых, наш город хоть и не ближнее Подмосковье, но от столицы до нас можно доехать за два часа. А во-вторых, мы все время говорим «бордюр», а не «поребрик». Нитка проводила нас до вагона. Мы много смеялись, и если смех действительно продляет жизнь, то все трое получили неплохие шансы стать долгожителями. Глаза у Нитки были грустные, наверное, от смеха – от него всегда выступают слезы.

Дома меня встретила дочка и строго спросила, зачем я ездила в Питер. Надо было сформулировать ответ четко, кратко, с использованием доступных ребенку языковых средств, поэтому я сказала: «Майеч-чка, а где папа? Как вы без меня тут жили? Смотри, какую шоколадку я тебе привезла…»

День такой-то

Альтернативная жизнь начинается с новой прически. Это аксиома, не требующая доказательств. Но, как оказалось, только для девочек. Мальчики приходят к этой простой истине долго и трудно.

Марина забежала прямо с утра – сразу после того как отвела в сад Олежку.

– Это я и круассаны к чаю! – крикнула она с порога, сверкая абсолютно круглой бритой головой.

Не проснувшийся окончательно Леша шарахнулся и врезался в холодильник.

– А-а-а… э-э-э… – Он покрутил пальцами возле головы и протер глаза.

– Да. Я постриглась. Налысо, – гордо заявила Марина, поворачиваясь вокруг своей оси, как огромный глобус.

Я погладила круглую макушку. На самом деле там волос почти на сантиметр. На ощупь очень приятно, но общее впечатление какое-то беспризорное.

– У Нины стриглась?

– Ага.

– Это правильно. После Нины никаких пролысин не остается, – согласилась я.

– Какие у вас могут быть пролысины? – мрачно поинтересовался муж, врубая кофемолку. – Кофе будешь?

– Спасибо, ты настоящий мужчина, – обаятельно улыбнулась Марина.

Муж растаял и отломил круассана.

– Вот видишь, на затылке волосы распадаются? Ну куда ты смотришь? Во-от же пролысина. А когда Нина стрижет, она на этом месте химию делает, и получается не лыска, а пышность.

– Не знаю, что там с Ниной, меня всегда монголоид Гена стрижет, – хмыкнул муж, берясь за второй круассан, – и проблема лысины пока перед нами не стояла.

– Мы в комнату пойдем.

Я схватила оставшиеся круассаны и потянула Марину за руку. Ведь всем девочкам ясно: новая прическа означает новую жизнь. Насколько крутой вираж заложила Маринина судьба с такой-то прической.

– Что? Что? Рассказывай скорей, – зашептала я, давясь круассаном.