Примерно за полгода до смерти Миша купил квартиру. Они вместе ее выбирали, строили планы, дискутировали о цвете стен в их новой спальне. Наташа думала, что там они начнут свою семейную жизнь, и мечтала о свадьбе. Пока шел ремонт, Миша жил у Наташи. Казалось, что впереди их ждет светлое будущее: уютное гнездышко, свадьба, дети. Но все рухнуло в одночасье, оказавшись всего лишь бурной фантазией не в меру влюбленной дурочки.

Крушение надежд отзывалось невыносимой болью внутри. Наташа ощущала себя рыбой, выкинутой на берег, судорожно раскрывающей рот. Она пыталась вдохнуть, но воздух от боли, раздирающей душу, застревал в горле. Она задыхалась. Оказалось, что гнездышко он свил для Рыжей, не для нее! И эта обида до сих пор острой иглой жгла ее сердце, но мало того, этот подлец еще и посмел умереть! А она ведь готовилась закатить ему истерику при встрече!

– Трус, подлец, ненавижу! – шептала она, рыдая в раскисший от слез платочек. Потом вспоминала, что Миша умер, и рыдала еще громче. – Я же люблю тебя, сволочь, как мне теперь жить без тебя! Ну ладно с Рыжей, но был бы живой, я бы смирилась,может быть, но зачем ты ушел насовсем, сволочь! – и снова заливалась рыданиями.

Она уехала загород, на дачу. Там ее засыхающая рыба души начинала дышать живым хвойным воздухом и постепенно оживала. Вдали от города можно было спокойно шарахаться по опустевшим улицам дачного общества, не опасаясь своим распухшим от слез лицом распугать редких дачников. Ее маленькое лесное убежище дарило покой и тишину, и это было именно то, чего жаждала ее истерзанная страданиями душа.

Дача досталась Наташе по наследству. Здесь прошло ее в целом счастливое детство, и здесь было ее место силы. Добротная изба из круглого потемневшего от времени бруса могла функционировать круглый год, благодаря настоящей дровяной печи. Условия в избе сохранились спартанские, но хозяйку все устраивало. Вода и свет имелись, дрова этим летом она заказала вовремя, правда, они так толком и не высохли из-за дождей. Из новых строений на участке имелась совсем свежая банька, установленная в начале лета, с теплым туалетом внутри.

– Царские хоромы, да и только! – не уставала восторгаться Наташа своей свежей постройкой, все еще приятно пахнущей смолой. – Чего еще желать, когда вокруг столетние ели, да сосны до небес и воздух божественно свеж! Но самое главное –  здесь не было и намека на присутствие Миши, он терпеть не мог Наташину дачу и тяготы деревенского быта.

Что это за прошлый век, – негодовал он, – вода из колонки, печь топить, ютиться в избушке. Я городской житель!

И потому дача оставалась исключительно Наташиной резиденцией. Поначалу она расстраивалась, когда он так категорично игнорировал ее любимое душевное место, но потом научилась радоваться этому обстоятельству.

– На самом деле, что такого в том, что мы любим разное? Это же, естественно, – размышляла она про себя. – Я люблю природу, он любит городской движ, ну что с того? Главное, что мы любим друг друга, и этого вполне достаточно!

Позже Наташа пришла к выводу, что Миша начал встречаться с Рыжей, именно тогда, когда она уезжала в свои творческие командировки на дачу. Она могла отсутствовать по несколько дней, когда готовила срочные проекты, ведь там ей лучше думалось и творилось.

– Ну что теперь, – разводила руками она, – из песни слов не выкинешь! Не могла же я его пасти круглосуточно! Теперь вот его и вообще нет, а я есть и дача есть!

В общем, было не весело, но здесь, у подножия вековой ели, время текло иначе. Все замедлялось и теряло свои узкие обыденные смыслы. Здесь, среди леса видевшего, вероятно, не одно поколение дачников, приходило понимание, что все пройдет: и печаль, и радость, и эта жизнь тоже.