Парнишка устал, оголодал и совсем озяб. Руки и ноги его тряслись, а той одежды, что была на нем, не хватало, чтобы согреться. Он рисковал закоченеть на этой улице. Обхватив колени и опустив голову, бедняга надеялся хоть немного согреться своим дыханием. Не выходило. Не сумев совладать с чувствами, он снова расплакался от бессилия.
Послышались чьи-то шаги совсем рядом. Мальчик ощутил чье-то присутствие прямо перед собой. Подняв голову, он увидел невысокого и худого молодого человека. Над белой полоской бинта, обвившегося вокруг головы незнакомца, торчали черные волосы. Справа сквозь ткань проступало темное пятно.
Прохожий смотрел прямо на мальчика, во взгляде его было нечто тяжелое и глубокое.
Ребенок всхлипнул и снова спрятал лицо. Он понял, что перед ним если не друг, то уж точно не враг. Сам мальчик был весь в мыслях о своих невзгодах, к тому же от холода он почти не мог двигаться, а только дрожал и стучал зубами, постанывая.
Тогда на плечи ему опустилось что-то теплое и тяжелое. Он удивленно поднял голову и осмотрел себя. Его накрыли кожаной курткой, но по ощущениям будто прикрыли щитом.
Странный прохожий остался в одной футболке с нарисованным на груди солнцем. Он сел перед ребенком на корточки и заглянул в глаза.
– Чего ревешь? Рассказывай, – тихо потребовал он грубым и слегка рычащим голосом.
Мальчик не знал, какие слова подобрать. Сначала издал скрипучий звук, затем поднял голову, набрал в легкие воздух и со сдавленным рыданием выпалил:
– Они… они… – его голос прерывался от частых рваных вдохов, ребенок глотал слезы, – они меня били! Очень-очень сильно! – Он сорвался на плачь и заныл, утирая слезы руками, на которых остались следы побоев: – Мне больно.
Незнакомец хмыкнул и слегка улыбнулся. Было в его улыбке что-то невеселое.
– Понимаю, как никто, – все так же тихо сказал он в ответ и легко хлопнул мальчика по плечу. – Крепись, пацан. Справимся, – и слова эти отчего-то вселяли надежду.
пять лет спустя[
Слегка мерцающая одинокая лампочка не давала достаточно света в темное помещение. Но обитатель комнаты намеренно не зажигал здесь ни свеч, ни настольной лампы. В нынешнем и довольно затянувшемся настроении ему нравилась ночная полутьма, царившая в комнатной коробке с единственным окном. Он закуривал сигарету и долго глядел в темноту, а сознание его улетало далеко от земли.
Как правило, он уединялся от остальных в двух местах: на крыше или в комнате на третьем этаже. Мог уйти бродить по городу. Сейчас решил остаться тут – в спальне на первом. Развалившись в огромном темно-красном кресле и закинув ноги на старый журнальный стол или табурет, он пропадал где-то глубоко в чертогах своей головы. Иногда тихо включал классическую музыку.
Затем, если хотелось, он выключал свет и оставался один на один с полуночным мраком.
Человек и тишина.
Все дальше и дальше уплывал он по просторам собственных мыслей. Сегодня в его комнате повисло полное безмолвие. И холодный струнный звон откуда-то из мрака подобно чарующему голосу звал его в объятия бездны. Он не мог противиться этому зову и шел во мрак, сгущающийся с каждым годом.
В этот момент что-то заставило его подскочить с кресла и ринуться к окну. В полной тишине щелкнула зажигалка. Мужчина покрутился у подоконника, поглядывая на крыши домов, выскакивающие из-за пушистых крон деревьев.
Опустив глаза, увидел на подоконнике лист бумаги.
Текст в стихах гласил:
Где толпы звезд над головой,
За гранью мечт и сладких грез,
Где мир не видится всерьез,
И где не слышен ветра вой,
Ты остаешься сам собой.
И здесь, не проливая слез,
Кричишь туда наверх: «Я твой!