Марк кивнул, но голос предательски застрял в горле. Слова будто не хотели выходить – как будто в этом доме их кто-то слушал особенно внимательно.

Они сидели за маленьким столиком у окна, пили горячий чай. Из чашек поднимался лёгкий пар, рассеиваясь в полумраке комнаты. Разговор шёл о чём-то обыденном – о последних новостях, знакомых, случайных вещах. Вивиан рассказывала с легкой улыбкой, он отвечал коротко, иногда кивая, но с каждой минутой чувствовал, как в груди скапливается странное, вязкое ощущение —тяжесть.

Когда они наконец легли, ночь окутала дом густой, плотной тишиной. Не звенящей, как это бывает в квартирах, где всё замерло, – а живущей. Наполняющей собой каждый угол, каждую щель, словно покрывало. Камин догорал, лениво потрескивая углями, изредка бросая на стены колеблющиеся тени, похожие на силуэты людей, застывших в движении.

Марк лежал, уставившись в потолок, стараясь не шевелиться. Его дыхание было поверхностным, почти бесшумным. Он чувствовал, как за окном что-то дрожит в воздухе – не ветер, нет… что-то другое. Почти неуловимое. Словно само пространство здесь дышит иначе.

И чем дальше время шло вглубь этой ночи, тем меньше казалось, что они здесь вдвоём.

Когда он почти провалился в сон – в тот зыбкий момент между сном и явью, где мысли начинают терять очертания, – вдруг… где-то внизу, на самой границе восприятия, скрипнула половица.

Еле слышно. Осторожно. Как если бы кто-то, стараясь не шуметь, сменил опору с одной ноги на другую.

Марк замер.

Это был не он.

И не Вивиан.

Кто-то… третий?

Глаза распахнулись в полутьме. Он затаил дыхание, прислушиваясь – ничего. Только пульс в ушах и медленное дыхание Вивиан рядом. Он не решался снова закрыть глаза – будто бы этим мог выдать себя. Будто кто-то там, за пределами их спальни, ждал именно этого: чтобы он снова уснул.