Не теряя времени, Марк вышел из офиса, бросив начальству глухое объяснение – что-то про внезапное недомогание. Слова словно сами сорвались с губ, не принадлежа ему, будто кто-то другой, невидимый, говорил за него. Он почти не слышал своего голоса – он звучал как из-под воды, глухо, неуверенно.

Через полчаса он уже сидел напротив Вивиан в тихом углу небольшого кафе. Витрина отливала мутным стеклом, отражая блеклый свет полудня. Перед ним остывал кофе – чёрный, как ночь, в которую он словно всё ещё не проснулся. Марк рассеянно водил пальцем по краю чашки, вычерчивая на фарфоре бессмысленные круги. Руки слегка подрагивали, но он этого будто не замечал.

Он начал говорить. Тихо, словно боялся спугнуть слова. Сначала – про сон. Про обрывочные фрагменты, что цеплялись за сознание, как чужие воспоминания, случайно оказавшиеся в его голове. Он держался за них, как за нити из смятого клубка, пытаясь хоть что-то распутать. Потом – о зеркале. О том, что произошло в редакции. О гладкой поверхности, что больше не отражала его самого. О чём-то чужом, стоящем слишком близко. Может быть, за спиной. А может – внутри него.

Он говорил о голосах, шагнувших за грань реальности, о холоде, пробравшемся в грудную клетку и не отпускающем до сих пор. О коридоре, слишком длинном, будто ведущем не по этажам, а между мирами. О себе – потерянном, смотрящем на себя со стороны. Говорил, сбиваясь, то быстро, то с паузами. Иногда он будто терял мысль. Или сам себе не верил.

Вивиан молчала. Но её молчание было тёплым, поддерживающим. Она не перебивала. Смотрела внимательно, глубоко, как будто старалась войти в его мысли, не разрушив их хрупкости. Её пальцы дрожали на колене, взгляд скользил по нему, цепляясь за каждую тень в его лице. Он говорил, а она слушала. Его слова были тонкими трещинами, из которых сочилась невыносимая тишина. Вивиан не шевелилась, почти не дышала. В её глазах дрожало беспокойство – не страх, а то трепетное состояние, когда внутри всё сжимается от боли за другого, но снаружи ты сохраняешь спокойствие. Потому что это нужно. Потому что он – на грани.

Она чувствовала: в его словах не просто страх. Что-то в нём треснуло – тонко, почти незаметно, как лёд под ногами. И он пришёл не просто за поддержкой, а как к последнему берегу, когда вода уже тянет вниз.

– Я… я сошёл с ума? – прошептал Марк, голос дрожал. Он смотрел в стол, потом вверх, потом куда-то мимо неё. Как будто искал подтверждение, что он – ещё здесь.

– Марк… – её голос прозвучал мягко, как звон колокольчика в густом тумане. – Ты измотан. Всё навалилось сразу: переезд, новая работа, постоянное давление. Ты загнал себя. Нужно остановиться. Хотя бы на мгновение. Выдохнуть.

Она говорила осторожно, будто её голос был укрытием. Наклонилась, положила ладонь на стол – не дотрагиваясь, но оставляя пространство, куда он мог бы опереться. Её дыхание стало чуть тише, как если бы и оно старалось не мешать.

– Иногда всё становится зыбким, – продолжила она почти шёпотом. – Мир теряет чёткость. Простые вещи становятся чужими. Это не безумие. Это крик изнутри. Подсознание просит услышать. Перестать гнать себя вперёд.

Она отвела взгляд, будто сказала лишнее. Потом снова посмотрела ему в глаза – прямо, мягко, с той самой решимостью, которая может сшить душу из обломков. Внутри неё уже зарождался страх, но снаружи – только спокойствие.

– Ты не один. Я рядом. Даже если боюсь вместе с тобой.

Он не ответил сразу. Просто сидел, вжавшись в себя. Его пальцы бессознательно теребили край рукава. В его взгляде дрогнуло что-то – не слёзы, а благодарность. Усталость. И то облегчение, которое появляется, когда кто-то остаётся рядом. Её слова ложились, как тёплый плед. Не полностью, не сразу. Но достаточно, чтобы впервые за долгое время он позволил себе ослабить хватку. Совсем чуть-чуть… но ощутимо.