И всё же, иногда, когда он оставался в квартире один, тишина становилась слишком глубокой. Он ловил себя на том, что оглядывается. Будто кто-то всё же вошёл за ним. Но в следующий миг он возвращался к заметкам, к письмам от редакторов, к идеям для новой рубрики. Vellum набирал обороты. Марк становился легендой. А вместе с этим – всё громче звучал шёпот неизвестного, что поджидал за углом следующего вдоха.

В Vellum был очередной взрыв.

Сентябрьский номер, подготовленный под руководством Марка, стал новым событием. Обложка – дерзкая, концептуальная, с едва уловимыми аллюзиями на фрейдизм, моду и психоанализ. Интервью с норвежской поэтессой, отказавшейся от славы, репортаж из пустынной мастерской в Каталонии, где художник создаёт скульптуры из солёной глины, фотосессия в заброшенном театре, снятая при свечах.

Редакции писали благодарственные письма, сторис с обложкой публиковали модели и архитекторы, книжные блогеры цитировали авторские эссе.

Тираж распродался за четыре дня. Это был триумф. Безоговорочный.

Иногда ему казалось, что жизнь слишком ровна. Слишком идеальна, чтобы быть реальной. Но он отгонял эти мысли. Он работал. Он создавал. Он жил. И впервые за долгое время не боялся завтрашнего дня.

С каждым днём его лицо всё чаще появлялось в колонках светских хроник. Поначалу это смущало его – он избегал камер, не понимал, что говорить, как держаться. Но рядом были коллеги, которые уже давно чувствовали себя, как рыбы в воде. Они втянули его в глянец – в прямом и переносном смысле.

На ужине, посвящённом запуску нового номера, он впервые оказался за одним столом с актрисой, чьими постерами в юности обклеивал стены. Она назвала его “очень вдумчивым молодым человеком”. В другой вечер его представили знаменитому режиссёру, тот предложил ему провести интервью в формате документального рассказа. В фойе гламурного мероприятия к нему подошла певица с таинственной улыбкой и сказала:

– Это вы сделали номер с «Молчанием цвета»? Он потрясающий. Вы настоящий художник.

Марк кивал, благодарил, вежливо улыбался, а внутри ощущал себя наблюдателем: как будто смотрел на эту жизнь со стороны, всё ещё не до конца веря, что это его путь. Он всё ещё приходил на работу первым и уходил последним, всё ещё тщательно перечитывал тексты, словно искал в них нечто большее, чем просто стиль. Но теперь рядом были те, кто считал его не просто редактором – а голосом эпохи.

И это было началом.

По крайней мере, Марк в это поверил.

Этим вечером всё начиналось как обычно. Город за окном так привычно мерцал огнями, усталость после рабочего дня приятно ломила плечи.

Марк возвращался домой поздно. Машина мягко катилась по ночным улицам, мысли путались между планами на завтрашние встречи и ленивым ожиданием одиночного ужина перед экраном ноутбука.

Он вошёл в холл – высокий, блестящий, стерильный, с запахом свежего ремонта.

«Куинс Хайтс» реставрировали раз в десять лет – словно сам дом требовал обновления, сбрасывая старую оболочку, как змея кожу. Да и образ дорогого дома нужно было поддерживать. Когда его построили в 1980 году, он считался образцом нового городского жилья – фасад цвета шампанского, тёмные деревянные рамы окон, широкие лестничные пролёты с ковровыми дорожками. В холле висели латунные лампы, в воздухе стоял запах мебельного лака и паркетной смолы. Всё говорило о стремлении к уюту и статусу.

Первые жильцы были счастливы. Молодые семьи, одинокие старушки, студенты. На лестницах стояли детские коляски, во дворе качались на цепях скрипучие качели. Летом воздух наполнялся терпким запахом липы, окна были распахнуты настежь, и в каждом из них горел тёплый жёлтый свет.