Он сам удивился, что это вырвалось. Как будто кто-то другой говорил его ртом.

Молчание повисло. Он ждал, что она отпрянет. Или начнёт расспрашивать. Или просто ничего не скажет, не зная, что с этим делать.

Но она молча положила руку ему на плечо, прижалась щекой к его руке. И, будто укрывая его от тех лет, от боли, от страха, сказала:

– Марк, я люблю тебя. Теперь ты в безопасности. Я с тобой.

Он тогда не ответил. Не мог. Ком в горле стоял, а сердце вдруг забилось так сильно, что ему казалось, оно разбудит весь дом. Но в тот момент он понял: Вивиан знала, как дотянуться до него – туда, где темно, где он сам боялся ступать. И, может быть, именно поэтому страх терять её был таким сильным. Ведь если исчезнет она – исчезнет и та часть Марка, что верила: он может быть любимым, несмотря ни на что.

Он долго не решался…

Ключ-карта лежала в его пальцах – маленькая, холодная, с новой гравировкой – V. Он заказал её заранее, едва получил собственную квартиру в жилом комплексе, о котором когда-то мог только мечтать. Всё казалось невероятным: этот дом с панорамными окнами, тишиной на этажах, где слышен только звук шагов, и запахом новой мебели. Но особенно невероятным казалось то, что он может пригласить Вивиан сюда – не в гости, а вместе.

Он сжимал её, переворачивая в ладони. Марк думал, как ей сказать. Может, оставить коробочку с картой в её любимой чашке? Или спрятать под подушкой, когда она останется на ночь? Или… сказать прямо, глядя в глаза. Без прикрас, без маски. Просто – «Останься».

Останься насовсем.

Он репетировал это мысленно, стоя у зеркала в прихожей. Пробовал разные интонации. Всё казалось слишком вычурным. Он хотел, чтобы момент был тёплым, живым, как они вдвоём на кухне, в носках и футболках, с полусонной Вивиан, щурящейся на свет и смеющейся сквозь зевок. Он мечтал, чтобы она просто осталась. Чтобы утром он слышал, как она встает раньше и бродит по квартире босиком. Чтобы в ванной висело два полотенца. Чтобы этот дом перестал быть только его. Но боялся. Не её отказа – боялся, что она может сказать “да”, а он не справится. Что его сломанные куски снова всплывут и разрушат всё. Что он – не для любви. Но вместе с тем он хотел. Очень.

Он аккуратно обернул коробочку в матовую бумагу, перевязал бечёвкой, спрятал в ящик комода. Ждал подходящего момента. Того самого вечера, когда в её взгляде не будет усталости, когда они снова будут как раньше. Он не знал, что с той стороны Вивиан всё чаще сидит, глядя в окно, и глотает странное, глухое беспокойство. Она чувствовала, как будто между ними выросла стена, в которой вот-вот исчезнут все окна. Он всё чаще бывал уставшим, отвлечённым. Он любил – она это знала. Но будто стал прозрачным. Словно стоял уже где-то за гранью, туда, куда её не звали. И она думала: может, он действительно уходит. А он, напротив – только собирался сделать шаг ближе.

Она снова проснулась раньше него.

Вивиан лежала на краю кровати, уткнувшись лбом в его плечо. Марк спал, дышал ровно, тяжело – так, как спят те, кто слишком долго держал себя в напряжении. Его рука была брошена рядом, но не касалась её. И в этом – всё, что она чувствовала последнее время: он рядом, но как будто сквозь стекло.

Она тихо выбралась из постели, набросила его рубашку – ту самую, которая пахла его парфюмом. Шагнула в кухню и остановилась. Тишина была гулкой, новой, непривычной. Не их. И даже в этой идеальной квартире – с мягким светом, кофемашиной, шелестом жалюзи, лучшим видом на ее любимый Лондон – ей было одиноко.

Вивиан открыла шкаф и машинально достала его любимую кружку, налила себе кофе. Села за барную стойку и поджала ноги.