Он прошёл по квартире медленно, как по музею, в котором пока ничего не выставлено. В спальне – ещё не распакованное постельное бельё, в шкафу – пусто. Только город снаружи, живущий своей жизнью. С шумом поездов метро, с чайками над Темзой, с глухими гудками катеров и бесконечной дождливой меланхолией.

Он подошёл к окну. Ни балкона, ни перегородок – только стекло, за которым раскинулся Лондон: дымный, равнодушный и странно родной. Город, в котором он всё ещё чувствовал себя чужим. И всё же… что-то в этом моменте было неоспоримо его. Он смотрел на огни и думал: это ли покой? Или просто следующая форма контроля?

Марк прошёл на кухню, где каждый шкаф открывался от прикосновения, и вдруг – почувствовал странное, забытое волнение. Как в детстве, когда его впервые пустили в библиотеку – и дали выбрать любую книгу. Теперь перед ним открывалась не библиотека, а целая жизнь. И впервые – не в тени, не из-под стола, не на вторых ролях. А в центре. Он провёл ладонью по идеально гладкой стене. Всё было новым. Мебель – строгой, дорогой геометрии. Интерьер – в приглушённой палитре серо-бежевых тонов с золотыми акцентами. Полки ещё пусты. Но он уже видел, как поставит туда книги. Книги, в которых когда-то прятался от мира.

В то утро, когда Марк получил подтверждение о своём назначении главным редактором, в его телефоне первым делом появилось сообщение от Вивиан:

«Знаю. Чувствовала. Ты заслужил это. Я тобой горжусь».

Они встречались уже два года – с того самого дня, когда он, ещё зелёный стажёр, бегал по этажам с кипой распечаток, а она сидела в углу студии с чашкой зелёного чая, обложенная планшетами и референсами. Вивиан была фриланс-дизайнером, принимала заказы от издательства, помогала с вёрсткой, оформлением журналов, иногда даже обложек. Она всегда была спокойной, сдержанной, словно знала больше, чем говорила. И в этом был особый магнетизм, от которого у Марка в первый день пересохло во рту.

Теперь она стояла у окна своей съёмной квартиры с чашкой травяного чая, в старой рубашке Марка, босыми ногами на тёплом деревянном полу, когда он вернулся домой поздно вечером. Он подошёл сзади, обнял её, уткнулся в волосы.

– Не думал, что это произойдёт, – выдохнул он.

– Потому что ты вечно себя недооцениваешь, – ответила она, не оборачиваясь. – Но я знала. С самого начала.

Вивиан была его якорем в этом новом, шумном мире, полном вечеринок, светских приёмов и блестящих лиц. Она редко появлялась в редакции, не любила суету, но всегда оставалась рядом. Иногда они вместе до поздней ночи обсуждали идеи, пили вино и мечтали, что когда-нибудь создадут собственный журнал.

Он не знал тогда, насколько важно будет это «рядом» – и как быстро оно станет зыбким.

Несмотря на два года вместе, Вивиан и Марк по-прежнему жили раздельно. У каждого было своё пространство, свой ритм, свои слабости. Они не торопились съезжаться – не потому что не любили, а потому что берегли ту хрупкую гармонию, что рождалась между ними. Вместо обязательств – привычка быть рядом, когда это действительно важно.

Они часто оставались друг у друга. Вивиан нередко засыпала у Марка, окружённая стопками журналов, его курткой, небрежно брошенной на стул, и лёгким ароматом бумаги и кофе, который пропитал его крошечную квартиру. Марк же любил ночевать у неё – в её квартире всегда было тихо, только тиканье винтажных часов да шелест штор. Там он мог отключиться. Вивиан знала, когда не задавать вопросов, когда просто положить руку на его грудь и одним взглядом сказать: «Дыши. Я здесь». Они были двумя параллельными линиями, которые, вопреки законам геометрии, иногда пересекались – точно и беззвучно.