Помещение внутри яхты, которое, как он выяснил, называлось каютой, было захламлено. Предыдущая владелица, Антье де Йонг, оставила после себя настоящий хаос. Хендрик, педантичный и методичный в своей профессии, пытался навести порядок. Он раскладывал по полкам какие-то морские карты, назначения которых пока не понимал, собирал в кучи старые одеяла и подушки, протирал пыль с деревянных поверхностей, которые когда-то, вероятно, были отполированы до блеска.

Но навести полный порядок не удавалось. Посреди каюты, прямо под иллюминатором, стоял пыльный, запертый сундук. Он был сделан из темного, потертого дерева, с медными уголками, позеленевшими от времени, и массивным замком, давно покрывшимся ржавчиной. Этот сундук был как заноза в его инженерном сознании. Он нарушал всю логику пространства. Хендрик пытался игнорировать его, обходить стороной, делая вид, что его не существует. Он же привык к четкости расчетов и предсказуемости материалов. А этот сундук был воплощением хаоса.

"Что это?" – спросила Клара, однажды заглянув на яхту с пакетом свежих булочек. Её веснушчатое лицо было полно любопытства.

Хендрик пожал плечами. "Черт его знает. Наверное, старый хлам". Он предпочитал держать людей на расстоянии, и Клара, со своей непосредственностью, была для него испытанием.

"Хлам? Да это же сокровище!" – воскликнула Клара, обходя сундук кругом. Она даже присела, чтобы рассмотреть его поближе. "Кто-то оставил свои вещи. Интересно, что там внутри?"

Любопытство – штука заразная. Даже для такого циника, как Хендрик. Его инженерный склад ума пытался сопротивляться, но под коркой цинизма и меланхолии скрывался неисправимый романтик и скрытый авантюрист. Он думал о словах Виллема: "Каждая лодка имеет свой характер. Как и человек. Ты должен понять её. И себя тоже". Возможно, этот сундук был частью характера "Надежды". Или его собственного?

Всю следующую ночь Хендрик не мог спать. Дождь барабанил по палубе, и каждый удар капли по дереву словно отсчитывал ритм его внутренних сомнений. Он пытался читать старую книгу по гидродинамике, но буквы расплывались перед глазами. Мысли возвращались к сундуку. Что, если там что-то важное? Что, если это действительно "чужой багаж", который он должен был разобрать?

На рассвете, когда небо над Амстердамом стало светлеть, окрашиваясь в молочно-серые тона, Хендрик принял решение. Он нашел в одном из ящиков старый, зазубренный лом. Скрипнул зубами, когда поддел крышку. Ржавый замок поддался не сразу, с глухим стоном, словно не желая расставаться со своей тайной. Спустя несколько минут упрямой борьбы, замок с треском рассыпался, и крышка сундука медленно поднялась.

Внутри оказалось не золото и не драгоценности. Сундук был доверху набит старыми письмами, перевязанными бечевкой, толстыми тетрадями в потрепанных обложках – дневниками, и пачками выцветших фотографий. На одной из них была пожилая женщина с копной седых волос и лучистыми морщинками вокруг глаз, в вязаной шапке и с улыбкой, в которой чувствовалось много пережитого. Это была Антье де Йонг.

Хендрик вытащил первую тетрадь. Её страницы пахли старой бумагой и солью. Он открыл её наугад. Аккуратный почерк, немного выцветшие чернила. "24 мая, 1978 год. Сегодня я решила, что больше не могу оставаться на суше. Море зовет…"

Первое соприкосновение с "чужим багажом" произошло. И Хендрик, инженер-конструктор, привыкший строить мосты из предсказуемых материалов, понял, что только что переступил порог чего-то гораздо более сложного, чем любая его конструкция. Он держал в руках не просто старые бумаги, а чью-то жизнь. Жизнь, которая только начинала раскрываться перед ним.