Вскоре стемнело, похолодало, весь научный коллектив разошёлся по каютам.

Утро выдалось хмурое. С утра моросил противный мелкий дождик, Японское море было на удивление спокойным. «Академик Прибылов» со скоростью восемнадцать узлов в час шёл строго на юг, держа курс на остров Цусиму.

Устинов решил проверить методики измерений и функционирование приборов. Сначала попросил капитана поставить парусное вооружение, чтобы понять, как будет управляться судно в этом случае.

Фомичёв отдал команду, матросы, вращая лебёдки, развернули паруса.

Устинов, увидев развёрнутый парус, остолбенел. Ему приходилось ходить на яхте по океану (как, впрочем, и любому другому жителю портового Владивостока), и что такое парусное вооружение судна, Михаилу было хорошо известно. Он никак не ожидал, что увидит такое безобразие, да ещё в начале похода.

– Слушай, Дима, вот это что?

Дмитрий Семёнович с недоумением посмотрел на Устинова.

– Это грот[4], а что?

– Ты вот это тряпьё называешь парусом?

– Тебе надо знать, сухопутный, что это не парус, а грот! – с оттенком высокомерия ответил Фомичёв.

– Ладно, водоплавающий, пусть будет грот. Но поведай мне: почему он весь жёваный и местами вытянутый, как старые треники на алкаше?

– Дык… кто же его знает! В тропиках ультрафиолет очень активный, всё сжигает, скажи спасибо, что он хоть без дыр, – оправдывался Дмитрий Семёнович.

– Как на таком парусе идти? Сколько узлов даст судно? – обеспокоенно допытывался Михаил Игоревич.

– Ну, сложно сказать… может, семь, может, и девять, – путался в показаниях капитан. – Слушай, а чего ты так разволновался?.. Ходили всё время на моторе, кто их, эти паруса, когда ставил? Это ты тут такой выискался: и мотор тебе, и парус в придачу. Пойдём как-нибудь!

Устинов хотел ему ответить, но в это время с мостика спустился помощник Дмитрия:

– Капитан, спутниковый телефон, падла, сим-карту не видит!

– А что с ним?

– Откуда я знаю? Не работает! Вернёмся домой, починим, – Илья был настроен оптимистично.

– Вы хотите сказать, что мы всё время будем без связи? – чуть не закричал Михаил Игоревич.

– Успокойся! У нас есть радиостанция, без связи не останемся! – отреагировал Фомичёв.

– М-да! Посмотрим…

Настроение было испорчено. Что за привычка вечно надеяться на русский авось и не проверить всё заранее, до старта!..

Устинов помрачнел, посмотрел на небо, потом принялся наблюдать, как Марков пытается запустить зонд с анемометром для измерения скорости ветра. Эта операция у Анатолия не получалась. Видимо, мешала больная нога. Зонд всё время вырывался у него из рук, пытаясь устремиться в небо, но как только снизу подвешивался прибор, желание этого шарика, наполненного гелием, лететь почему-то пропадало.

Понаблюдав минут пять за безуспешными попытками Маркова отправить зонд в исследовательский полёт, Устинов позвал Свету:

– Помоги-ка Анатолию Ивановичу.

С приходом Рожковой всё встало на свои места. Оказывается, надо было просто подкачать гелий из баллона. Марков облегчённо вздохнул и, радостно улыбаясь, начал благодарить Свету. Та засмеялась, сказала, что это пустяки, и пожелала успехов в исследовании атмосферы.

Повернувшись в сторону Устинова, девушка увидела его злой, напряжённый взгляд.

И надо же такому случиться: именно в тот момент, когда непокорный зонд наконец взмыл в небо вместе с прибором, а Марков стал фиксировать результаты измерений, из трюма на палубу высунулся сначала остренький носик Петухова, вслед за ним явился и он сам.

– Опреснитель сдох, – сообщил он спокойным тоном.

– Как это «сдох»?! – заорал Михаил.

Его лицо приобрело багровый оттенок, глаза бешено вращались в орбитах.