В незримом воплощении бесплотном.

Экспромт

Все мы смертны, но не все поэты. Как сказать последние слова, чтобы нас не прокляли за это, чтоб легка была о нас молва!? Я умру, ведь я не исключенье. Затворит за мной пространство дверь. Заслужу ль у Господа прощенье, или кану, как безгласый зверь? Нет, не страх томит перед могилой, только недосказанность души. Как проститься мне с землёю милой, где мой след зима запорошит…

Звезда

В полночном мареве туманном
Горит всего одна звезда,
И месяц светом недреманным
Растёкся в заводи пруда.
Неясен свет его дрожащий,
Не образующий теней,
Как будто он не настоящий,
Меж чёрных тонущий камней.
Набычив лбы, они сурово
Толпятся, кроя берега,
Им ночь боится молвить слово,
Так власть их тяжкая строга.
И лишь звезда, легка и праздна,
Востра, как высверки клинка,
На этот мир однообразный
Глядит, прорезав облака.
Ей незнакомы страхи ночи,
Она свободна, как любовь,
И так ярка, что нету мочи,
И так чиста, что нету слов.

Экспромт к статье о забытом поэте

России не нужны поэты, едва ль, как некий раритет, когда их песня недопета. На Родине пророков нет. Идут на дыбу те, кто молча не может видеть грязь и ложь, Ведь на Руси любая сволочь воткнёт поэту в сердце нож за то лишь, что уста глаголят о страшной доле вековой… Судьбу поэты не неволят, они согласны и с судьбой, но дали б только им согреться любовью чистой хоть чуть-чуть и на свободу наглядеться, и завершить свой бренный путь не в клетке, где, объяты бездной, они принижены толпой, где правят голод и болезни, где голос власти – злобный вой, а в чистой келье из пространства, где только истина сквозит и нет ни лжи, ни окаянства, но свет божественный разлит.

На серпантине ночью

Месяц упал к обочине
Прямо на грязный снег
Маленький, скособоченный,
Словно вершил побег.
Рог его красным вымазан,
Бледен, как смерть, другой.
С неба на горы выброшен,
Выгнулся он дугой.
Жалко его, бродяжного,
Да не помочь ничем, —
Звёзд кутерьма сутяжная
Вниз низвела совсем.
Глядь, за дорожной петлею,
Горною крутизной,
Вновь его скобка светлая
Высится надо мной.
Кажется, мнится, блазнится
В сонной седой тиши,
Месяц—гуляка дразнится,
Ночь обогнать спешит.
Так и ныряет исстари,
Словно челнок, в ночи,
Но не находит пристани,
Свет меж хребтов сочит.
В тёмных ущельях прячутся
Страхи земных забот,
Месяц блажит-дурачится
В дебрях небесных сот.

Вошь-дь

Вождь племени был до смешного мал,
Любил не перспективу, но фрагменты.
Державный зад Востоку подставлял,
От Запада восторгов ждал и ренты.
От племени его остался пшик, —
Он не терпел инакомыслий в стаде
И вообще был правильный мужик,
С утра до ночи находясь в засаде.
Его маразм блистал, как бриллиант,
Весь мир боялся маленького поца…
И кто-то рад бы дать ему под зад,
Да где смельчак невиданный найдётся?
Пересажал, перестрелял он всех,
Кто разевал хоть раз своё «хлебало».
А остальным терпилам люб успех
Вождя, что их питает царским калом.

Остановись, мгновенье

Золотое утро декабря,
Блики на берёзовой листве…
Как монетки жёлтые, парят
В ненадёжном ласковом тепле,
Шелестят сыпуче у стволов
Листья, влажно-бережно-нежны,
В ореоле золота шелков
Ветер, чьим дыханьем зажжены
Свечи белоснежные сейчас.
Купите полную версию книги и продолжайте чтение
Купить полную книгу