Яркое пламя заполнило собой всю витрину. Казалось, что стекло вновь отделяло «Woolworth» от реальности. Одна лишь сила воли Моны гарантировала, что разрушения ограничатся лишь внутренним пространством магазина. Девушка чувствовала, как под ладонями бурлит энергия, как будто она дотронулась до самого солнца. Эта необузданная сила подчинялась ей. Впрочем, тушить этот хаос придется кому-то другому.

– Тебя даже на один вечер нельзяоставить одну. – Очевидно, этот кто-то уже стоял позади Моны.

Она быстро оглянулась через плечо. Вид у Бальтазара был слегка помятый, брюки сидели кривовато, а отпечатки складок на лице подсказывали, что еще секунду назад архидемон дремал на диване. Взлохмаченные волосы смотрелись чертовски хорошо.

– Ха, туман! Он рассеивается, – торжествующе выпалила Мона. – Н-не мог бы ты? – Она кивнула на объятый огнем «Woolworth». Бальтазар, устало моргая, уставился на пожар, который тем временем, как оголодавший зверь, пожирал систему пожаротушения. Причем форма языков пламени действительно напоминала рты. – Я имею в виду, не мог бы ты его потушить, пожалуйста? – О, точно. Конечно, – пробормотал он, параллельно зевая.

Грудь демона прижалась к затылку Моны, когда он потянулся к ее запястьям, а потом взял на себя то, с чем девушка еще не освоилась: Бальтазар управлял ее колдовством.

– У тебя это выглядит так легко, – притворно пожаловалась Мона и рассмеялась.

На нее в полную силу обрушилась волна облегчения, и теперь все эмоции разом грозили захлестнуть хозяйку. Страх, радость, смелость, паника. Вернулась дрожь в коленках, и Мона сразу ощутила потребность упасть в объятия Бальтазара. В кольце его рук Мона всегда чувствовала себя в безопасности, несмотря на то, что едва ли не наслаждалась своей храбростью перед лицом опасности. Но только едва ли.

Бальтазар поцеловал девушку в щеку и прижался к ней.

– Не объяснишь, почему ты сожгла «Woolworth», милая? – шепнул на ухо, заканчивая тушить огонь. Пожар затихал.

– Эм…

– Надеюсь, за это тебя не отправят снова под суд.

– Н-нет, – пробормотала Мона. Ответственность за операцию явно лежала на Сабине Сабинсен и Мартине Ван Хельсинге, а Мона просто исполняла приказы, так ведь? – Остальные…

Она резко развернулась к Бальтазару. Однако сейчас, после того как рассеялся туман, прежде такая большая пешеходная зона опять стала казаться маленькой. От «Woolworth» Мона сумела различить грузовик и невредимого Бориса, который вместе с Гнагом осматривал то, что осталось от зомби.

А еще мясную лавку, перед которой стоял огромный… Ей пришлось присмотреться повнимательнее. В первом гиганте определенно угадывалась нежить, но второй…

– Оборотень, – в недоумении прошептала ведьма, и ей потребовалось несколько секунд, чтобы узнать Ван Хельсинга.

Пусть на нем и были штаны, остальное тело состояло из шерсти, мускулов и когтей. Изменивший облик комиссар по размерам ничуть не уступал зомби. Так вот откуда такое спокойствие. Темно-серый получеловек-полуоборотень – словно оживший ночной кошмар. Рядом с ним Сабина небрежно прислонилась к патрульной машине и общалась с другим полицейским. К тому моменту улица кишела мигалками и офицерами. А Мона с облегчением нырнула в объятия Бальтазара.

Извинения зомби-великана звучали неразборчиво, но искренне. У него на удивление хорошо сохранилась инстинктивная память, которая, вероятно, даже не принадлежала ему. В принципе, ни одна часть его тела не сочеталась с остальными: настоящее лоскутное одеяло из немертвых конечностей и плоти. Мозг, скорее всего, родился задолго до промышленной революции, потому что его пугали машины. Сгорбившись, великан сидел на асфальте перед мясной лавкой, обхватив руками огромные ноги.