Я позвала Джамидежа, и мы, бок о бок, двинулись вглубь рощи. Деревья становились все выше и гуще, и с каждым шагом мне все больше вспоминался темный лес в лощине, где я потерялась несколько дней назад. Я испугалась, что снова заблужусь среди похожих друг на друга, как две капли воды, деревьев, и так и не достигну своей цели. Но прежде, чем когти отчаяния впились в мое сердце, лес расступился, и моему взору открылась просторная поляна, поросшая алыми цветами, а в центре ее – огромный древний дуб. Ближе к земле его кора плотным толстым поясом обхватывала ствол, но на высоте чуть больше человеческого роста ее обезображивал огромный обожженный шрам. Когда-то давно молния расколола это дерево надвое. Рана уже зажила, и над ней шелестели ажурные изумрудные листья. И все же след благословения Щыблэ сохранился. Не могло быть сомнений в том, что именно это дерево и является сердцем священной рощи.

Я приблизилась, почти по колено утопая в траве. Меня окутал легкий и сладкий аромат цветов. Поляна дышала жизнью, цвела ею, пахла ею. Я положила руку на грубый шершавый ствол дуба, и ощутила, как энергия наполнила меня, щекоча кончики пальцев. Я закрыла глаза и вознесла молитву, бессловесную и состоящую лишь из образов и эмоций. У меня не было сомнений, что здесь она будет услышана.

Вдруг до моих ушей донесся шорох, новый звук среди шелеста листвы и жужжания насекомых. Открыв глаза, я увидела всего в нескольких шагах от себя изящную лань с ослепительно белой шкурой. У ее ног жался крохотный олененок, только недавно родившийся. Лань смотрела на меня с интересом в черных глазах-бусинках, не убегала, но более и не приближалась.

Я сделала шаг в сторону от дерева, стараясь двигаться как можно тише и осторожней. Я боялась спугнуть волшебное создание. Но прежде, чем я успела сделать что-то еще, лань заговорила:

– Зачем ты тревожишь покой священной рощи, человеческая женщина?

У нее был высокий и резкий голос, в котором звенели нотки недовольства. Я покосилась в сторону, откуда пришла, и увидела Джамидежа на краю поляны, напряженно наблюдающего за происходящем.

– Мой отец болен. Я ищу лекарство для него, – мне пришлось собрать в кулак всю свою уверенность, чтобы произнести эти слова ровно и спокойно.

Лань молчала, выжидающе глядя на меня.

– Наши джэгуако поют, что молоко белой лани лечит любые болезни.

Лань громко фыркнула и начала водить головой из стороны в сторону. Олененок плотнее прижался к матери, прячась между ее ногами.

– Я белая лань, приближенная Мэзгуащэ, почему я должна дать тебе молоко, предназначенное для моего сына?

Я открыла было рот для ответа, но осеклась. Была ли у меня правда веская причина требовать у дикой лани ее молоко? Коровы делились с нами своим молоком в обмен на кров, защиту и пищу зимой. Но эта лань жила в волшебной роще вдали от людей, и для нее я была не более чем нарушителем спокойствия. А я еще и требовала от нее что-то.

А потом меня осенило. Ведь я была гостем в доме лани. А разве не должен хороший хозяин подать гостю лучшие блюда и отдать одежду со своего плеча, если тот только попросит? Если люди установили у себя такие порядки, то уж волшебная лань, приближенная Мэзгуащэ, точно должна была соблюдать их. Я подняла глаза на лань и ответила так твердо, как только могла:

– Я прошу тебя как гость, благородная лань, не чтобы обобрать тебя, а лишь потому, что нужда моя велика и жизнь отца дороже мне моей собственной.

Волшебная лань не ответила. Она двинулась вперед, обходя меня, разглядывая со всех сторон. Она водила ушами, а ее хвост подрагивал. Обойдя меня и осмотрев, лань еще какое-то время молчала. Маленький олененок, который все это время тоже разглядывал меня и принюхивался, осмелев, вышел из-под защиты матери и подошел поближе. Он оказался таким крохотным, милым и пушистым, что мне захотелось погладить его, как щенка, но я не посмела прикоснуться к детенышу без разрешения матери.