Я осторожно лизнула медовый камешек у себя в руках. Вкус у него был похож на обычный медовый, но всё-таки чем-то неуловимо отличался. Осмелев, я, пусть и с трудом, откусила кусок меда и стала рассасывать его во рту. После нескольких дней употребления гъомыля49, он показался мне просто невероятно вкусным. Я и сама не заметила, как проглотила весь отобранный у пчел кусок.

Доев, я быстро собрала свои вещи, и мы с Джамидежем снова отправились в путь. Солнце приятно припекало, откуда-то доносилось пение птиц и попискивание каких-то мелких зверушек. Мне стало так хорошо и спокойно. Впервые за долгое время меня наполняла уверенность и вера в свои силы. Довольная и расслабленная, я начала напевать себе под нос веселую мелодию.

– Что, горный воздух голову вскружил? – спросил Джамидеж, ведя ушами. – Мы же не так уж высоко забрались.

Он раздул ноздри, принюхиваясь, и это почему-то показалось мне таким забавным, что я громко рассмеялась, раскачиваясь в седле.

Конь фыркнул:

– Нет, от горного воздуха так не развозит, это должно быть мед тебе попался особенный50. Смотри из седла не выпади.

Предостережение Джамидежа возмутило меня.

– Да я держусь в седле не хуже отца! – воскликнула я и, перехватив повод, резко оттолкнулась от стремян и, подпрыгнув, встала ногами на седло. Я хотела было выпрямиться, как это делал Шертелуко на свадьбе всего несколько дней назад, но обнаружила, что совершенно не могу держать равновесие. Меня повело в сторону и пейзаж перед глазами начал стремительно заваливаться на бок. В последний момент я кое-как ухватилась за луку седла и смогла удержаться на нем, фактически лежа на боку, как мешок, и при каждом шаге Джамидежа больно ударяясь ребрами о деревянный обтянутый кожей каркас.

Альп остановился и громко захрапел, явно осуждая мое поведение. Мне пришлось приложить усилие, чтобы подтянуть себя наверх и скатиться по конскому боку ногами, а не головой вперед. Оказавшись на земле, я вновь зашаталась и схватилась за стремя, чтобы не потерять равновесие. Тут взгляд мой упал на седельную подушку, и я поняла, что пыталась встать на ней, чего делать категорически не стоило.

– Доигралась? – спросил Джамидеж, повернув ко мне голову.

Сердце бешено стучало у меня в груди, и я никак не могла перевести дыхание, то глотая воздух широко раскрытым ртом, то пропуская вдох. Мир все еще покачивался перед глазами, и я не была уверена, связано ли это с тем, что меня качает, или же это зрение подводило меня. Я скосила глаз на Джамидежа, и меня накрыла горькая и отрезвляющая волна стыда.

Сраженная ей, как резким порывом ветра, я опустилась на землю у ног альпа и закрыла лицо руками. Подумать только, опьянела от горного меда. Чуть не сломала шею, свалившись с коня в пустой попытке что-то доказать ему же. Так глупо и обидно.

Я услышала стук копыт о камень, и меня обдало горячим пахнущим прелой травой дыханием Джамидежа.

– Вставай, Сурет, нам нужно двигаться дальше.

Я убрала ладони от лица и подняла глаза на альпа. Он наклонил ко мне голову и терпеливо ждал, пока я соберусь с мыслями.

– Прости, Джамидеж, – прошептала я, – я вела себя неподобающе.

Конь повел ушами.

– Ничего. Мне стоило предвидеть, что этот горный мед может оказаться не так прост. Главное, что ты не пострадала.

Движимая внезапным порывом благодарности, рожденным не то опьянением, не то терзающими меня в последнее время сомнениями, я подалась вперед и обняла Джамидежа за шею. Тот сперва удивленно коротко всхрапнул, а потом начал медленно поднимать голову, подтягивая меня за собой и заставляя встать на ноги.

Я постояла еще немного, прижимаясь к мягкой теплой конской морде и слушая его размеренное и спокойное дыхание. Джамидеж молчал, позволяя мне эту вольность. Мое сердце и дыхание наконец успокоились, а ноги снова прочно встали на землю. Только тогда я отпустила альпа и, пусть и с небольшим усилием, забралась обратно в седло.