Я повернула коня в указанном пастухом направлении, где среди зеленой травы едва-едва угадывалась тропа, и двинулась вперед спокойным шагом, то и дело оборачиваясь, чтобы увидеть, что пастух, окруженный толпой разноцветных овец, все еще провожает меня взглядом.

С вершины плато открывался прекрасный вид на залитую солнцем двойную вершину Ошхамахо. Утренний ветер разогнал облака, и гора представала во всем своем заснеженном сверкающем великолепии. Ослепительно-белый ледник, покоящийся на вершинах и в седловине между ними, поблескивал в солнечных лучах. Черные каменные гребни прорезали снег и спускались вниз опасными неприступными обрывами. Где-то там жили джины и собирались на танцы удды42. А у подножия великой горы, сейчас скрытого от глаз вершинами и склонами других, меньших гор, меня ждала священная роща, где обитала белая лань.

Я направила коня вперед. Дорога спускалась с плато на другое, более низкое, проходя через пологую каменную расщелину, поросшую сочной травой, желтовато-ржавым лишайником и редкими низкорослыми деревьями, на которых едва угадывались листья. Дорога шла по тенистому участку расщелины и отлично продувалась холодным ветром с гор. Я поежилась и плотнее закуталась в бурку, а конь несколько раз недовольно фыркнул, когда порыв ветра взъерошил его гриву.

Но стоило нам выйти из тени на залитый солнцем луг, погода будто резко поменялась. Горячее летнее солнце опалило кожу, а под толстой буркой тут же стало жарко. В нос ударил густой терпкий запах нагретого на солнце луга, который местами уже начал желтеть под летним зноем. В невысокой траве жужжали яркие пчелы и стрекотали многочисленные кузнечики. Упитанные суслики, заметив приближающегося всадника, разбегались во все стороны, громко пища. А в бескрайнем необъятном пронзительно-голубом небе парили благородные хищные птицы: не то ястребы, не то орлы.

Дорога, едва заметная в траве, вилась вперед между небольшими холмами. Казалось, что она тянется до самого горизонта и упирается прямо в ледяную громаду Ошхамахо. Но через несколько часов в пути я заметила, что тропа все больше уходит вниз, в поросшую лесом долину между горами. Прежде, чем въехать под сень деревьев, я остановилась на привал, наслаждаясь солнцем и теплом. В тот момент мне казалось, что все возможно. Что уже скоро я доберусь до священной рощи, найду белую лань и, добыв ее целебное молоко, понесусь назад к отцу. Мне казалось, что совсем скоро все будет хорошо.

Но чем дальше я углублялась в лес, тем сильнее мою уверенность подтачивали сомнения. Чем меньше солнце проглядывало сквозь плотные кроны становящихся все выше деревьев, тем более темная тень окутывала и мою душу. Дорога, и до того едва видимая среди разнотравья, окончательно исчезла на голой лесной земле. В лощине больше не было видно моего ориентира – вершины священной горы – и даже опустившееся после полудня солнце скрылось за южным склоном. Холодный ветер вновь заставил мою кожу покрыться мурашками. В ветвях деревьев то и дело громко пронзительно и как-то отчаянно кричали птицы, заставляя меня вздрагивать. Когда лес погрузился в сумерки, я поняла, что заблудилась.

Я остановилась, чтобы оглядеться. Со всех сторон меня окружали высокие деревья, шуршащие и скрипящие на ветру. Все они казались мне совершенно одинаковыми. В голову пришло что-то из научений старших про мох, растущий на определенной стороне ствола, но я совершенно не могла вспомнить, какой. Как женщину меня не учили ориентироваться в лесу, никому и в голову не могло прийти, что когда-то это знание может мне пригодиться, и это не было одним из веселых развлечений вроде стрельбы из лука или верховой езды, в которых я и сама рада была поучаствовать в детстве.