Мое появление не укрылось от чабана, верхом на лошади следовавшего позади отары, подгоняя отстающих животных вперед, пока его собаки собирали и направляли овец по бокам.

– Приветствую тебя, путник! – окликнул он меня издалека, поднимая руку.

– Да умножится ваше стадо, – отозвалась я, подъезжая ближе.

Пастух молчал, пока мы не поравнялись с ним. Передо мной был уже весьма пожилой мужчина в видавшей виды папахе. Его лицо украшали длинные седые усы, глаза были так глубоко скрыты в тени кустистых бровей, что их почти не было видно в наступивших сумерках. И все же от меня не укрылось, что чабан разглядывает меня с удивлением.

– Куда такая красавица держит путь в одиночестве? – спросил он наконец.

Я на секунду замялась, но вскоре вспомнила ложь, придуманную накануне.

– Я еду к родственникам, что живут далеко, у самого подножья Ошхамахо. Они единственные, кто у меня остался, – я постаралась придать голосу печальные нотки, что получилось легко, ведь на моей душе и правда будто лежал абра-камень38.

– Ох-ох-хо, – покачал головой старый пастух, – что за времена настали! Должно быть наш народ разгневал чем-то великого Тхашхо39, раз молодые девушки вынуждены путешествовать одни верхом!

Последние овцы прошли мимо нас, блея о чем-то своем. Мимо пробежала небольшая щуплая собака, подгоняющая отстающих. Приблизившись к хозяину, она коротко гавкнула и продолжила путь.

– Переночуй у меня на коше, дочка, – предложил, наконец, чабан, – на лугах небезопасно, в этом году волки часто выходят из леса, чтобы поживиться нашими овцами. Лишь благословением Емиша40 наши стада еще многочисленны.

Я посмотрела вперед на простирающийся на сколько хватало глаз горный луг. Сумерки все больше сгущались, и в темноте вся эта пустота казалась поистине зловещей. Мне несложно было представить, как по ней, скрытые мраком, крадутся волки в поисках легкой добычи, которой могла стать и я. Потом я посмотрела на старого чабана, чье лицо выражало лишь обеспокоенность и заботу, и на темнеющий в отдалении домик коша, где наверняка был очаг и, возможно, даже несколько лавок для сна. Пожалуй, сейчас не стоило искушать судьбу.

– Да умножится число ваших гостей, отец, с радостью приму приглашение.

Старик расплылся в добродушной улыбке, из-за чего его усы забавно приподнялись и зашевелились на ветру.

– Тогда поторопимся, темнеет, – с этими словами он подогнал коня и двинулся вперед за стадом. Я развернула своего скакуна и последовала за ним.

Я помогла пастуху загнать овец в ночные загоны. Мы расседлали и отпустили наших коней пастись тут же под защитой больших собак-волкодавов, встретивших нас на подъезде к кошу. Огромные лохматые псы, способные перегрызть шею волку, приветствовали нас радостным лаем и мельтешением виляющих хвостов. Когда мы спешились, они подбежали к чабану, тот потрепал их по пыльным спинам и вынес им из домика ведро с костями и пастой. Собаки тут же потеряли к нам всякий интерес и принялись за еду.

Старик пригласил меня зайти в домик и засуетился над потухшим очагом. Ему не составило труда разжечь огонь, и вскоре над ним уже аппетитно булькал котелок с просом и мясом – простая похлебка, но от ее запаха у меня тут же забурчало в животе, и я поняла, как проголодалась. Это не укрылось и от пастуха.

– Кажется, ты голодна, дочка.

– Мне предстоит долгий путь, поэтому я берегу свои припасы.

– Разумно. Но все же не чета молодой девушке морить себя голодом, от этого рождаются больные дети.

Я не стала отвечать ему. В моем возрасте у большинства девушек уже рождался первенец, и было немудрено, что пастух переживал о моей способности зачать и выносить здорового ребенка. Ведь именно это считалось главным достоинством женщины. Я все еще не разобралась с тем, какие эмоции это у меня вызывает, а сейчас мне и вовсе было не до подобных размышлений. На коше было тепло и безопасно, а пастух был рад поделиться со мной своими запасами еды и разделить кров – это единственное, что имело значение.