– Давай уедем, я прошу тебя, – он целует мое лицо так, будто только присутствие моей мамы может забрать меня у него. – Пожалуйста, Стеф, давай никому не скажем, просто уедем. Только ты и я. Пусть идут на хер со своими деньгами и компанией. Давай уедем!

Я сдергиваю с себя повязку, обнимаю его скулы ладонями, все еще остро ощущая его в себе.

– Эй, малыш, все будет хорошо, – улыбаясь в его губы. – Я уже не та глупая девчонка. Я не хочу больше скрывать, что люблю тебя.

Он выскальзывает из меня, с влажными звуками достает из меня игрушки, встает, мечется по комнате, как загнанный зверь.

– Не будет, – трет лицо, зажимает себе рот обеими руками, будто бы боится закричать. – Пока мы здесь, ничего хорошо не будет.

Я соскальзываю с мокрых простыней, бросаюсь к нему, прижимаюсь к Гордею всем телом.

– Послушай меня, любимый, – заставляю его посмотреть на себя. – Я больше никому не позволю разлучить нас. Веришь мне?

– Стефания? – мама совсем близко, поднялась уже на этаж. – Где ты? Что происходит, Стеша?

– Я… хочу верить, – кивает он. – Одевайся.

Стук бешеный в дверь, и она чуть не слетает с петель.

– Что ты с ней сделал?! Что ты сделал с моей девочкой?!

8. Глава 7

– Давай прямо сейчас разворачиваемся и уезжаем, – говорит Гордей, глядя прямо на меня, и уже сжимая пальцами дверную щеколду.

– Открывай немедленно! – маме может стать плохо – она явно надумала себе уже самого ужасного. Хотя, скорее всего, в ее понимании это самое ужасное уже произошло.

– Я поговорю с ней, все объясню, и все будет хорошо, – мажу по нему взглядом, оборачивая вокруг себя простыню. – Я обещаю, что ничего плохого не случится.

– Боже, нет, – он смотрит на меня, как на дуру. – Не будет хорошо. Не будет здесь хорошо.

Поворачивает щеколду и открывает дверь. Мама замирает с занесенным в воздухе кулаком.

– Мама, все хорошо. Мы тут… – я замолкаю, не зная, как продолжить, как объяснить его обнаженного, меня в простыне и всю эту пошлость и мои фотки на заднем плане.

– Господи… Стефания… – мне кажется, если бы он меня убил, мама бы и то была меньше поражена. – Руслан, забери ее. Он ее чем-то накачал. Посмотри на нее, она же не в себе. Забери ее и вызови скорую. Пусть снимут побои сразу же. Я посажу тебя, слышал? – она шипит ему в лицо, как змея. – Плохо, что ты не сдох тогда.

– Мам, ты что такое говоришь? – протестую я. – Ничем он меня не накачивал. Никаких побоев.

Я даже боюсь смотреть на Гордея. Если мне больно от ее слов, то ему каково?

– Посмотри на ее зрачки, – мама вздергивает пальцами мой подбородок. – Руслан, уведи уже отсюда ее. Ты же видишь, он добился своего. Тварь. Ты грязь у нее под ногами, ты понял? Сволочь.

– Хватит! – выкрикиваю я. – Хватит уже! Прекрати! Я уже взрослая, и ты не можешь… – не договариваю, потому что слезы душат.

– Стеша, пойдем, – тихо проговаривает Руслан и накидывает мне на плечи свой теплый, пахнущий чем-то свежим пиджак. Этот запах так отличается от того тяжелого запаха секса и наших страстей, который просто переполняет его комнату. – Все нормально. Пойдем.

Тянет меня прочь, уводит от него и от этой безобразной, мерзкой сцены.

Оборачиваюсь последний раз, перехватываю его пустой взгляд, смотрю, как горькая усмешка искривляет его губы, а потом Гордей только для меня произносит этими самыми губами:

– Ничего не будет хорошо.

Я всхлипываю, Руслан уже заводит меня за угол, и я больше не вижу его.

– Знаешь, он прав, – Рус открывает передо мной дверь моей комнаты. – С ним не будет хорошо, Стеш.

– Что ты знаешь про хорошо? – срываюсь на него, потому что не могу сорваться на собственную мать. – Какого черта ты мне рассказываешь про мое хорошо? Ты со своим разбирайся.