Разумеется, из лекции я не понял ни единого слова, но на следующий же день, уже совершенно случайно, опять встретился с Грэддом на пресс-конференции. Там Грэдд тоже произносил речи, а потом, когда все перешли к столу, подошёл ко мне и сказал сердито:

– Кшиштоф Бакуш! Вы меня задолбали. Вы маячите у меня перед глазами третий день. Вам что-то от меня нужно?

– Нет, это вы третий день попадаетесь мне на глаза, – нахально ответил я. – Вероятно, это вам от меня что-нибудь нужно.

– Мне от вас – ничего! – поразился Грэдд и поддернул кверху правую бровь. – Я, правда, запомнил ваше имя с первого раза, но согласитесь, что это неудивительно, имея в виду мой ум и хорошую память.

– Я тоже запомнил ваше имя, – возразил я. – Унашего редактора вечно полон рот Джеймсом Грэддом. Иногда мне кажется, что наш журнал существует только на те мнения, которые вы ему подкидываете.

– За что ваш редактор вас так ругает? – расхохотался Грэдд. – Вы замечательно умеете раскручивать человека на разговор.

По-моему, он был просто в бешенстве. Я примазывался к нему, как функция к асимптоте. Как вообще становятся учителями? Как становятся учениками? После следующей лекции Грэдда мы разговорились.

– Ну? – проскрипел Грэдд, пихая бумаги в портфель и скосив на меня глаза. – Вы что-нибудь поняли… Кшиштоф Бакуш?

– Ни одного слова, – признался я.

– Экономика, – наморщился Грэдд и махнул рукой. – Математика! Вы где-нибудь учились?

– Я окончил курсы бухгалтеров.

– Мда, – хмыкнул Грэдд. – Негусто! А все эти пафосные хмыри, – он мотнул головой в сторону последних уходящих, – они все пооканчивали разные там Гарварды да Вартоны. Чуете?

– Чую.

– Какой из этого делаете вывод?

– Они, – сказал я, – думают, что знают кое-что. А я точно знаю, что не знаю ничего. В этом моё преимущество.

– Недурно, – скептически похвалил меня Грэдд. – Вывод неожиданный, смелый и вместе с тем вполне трезвый… Ладно, я понял: вы ничего не знаете. Но, может быть, вы что-нибудь умеете?

– Я чувствую ритм, – ответил я. – Я никому не поддаюсь и ничего не боюсь. Я люблю перемены. Я знаю, как сосредоточиться. Но самое главное: у меня получается почти не быть.

Вот так получилось, что я стал всюду хвостом ходить за Джеймсом Грэддом, а он заставлял меня читать книжки по экономике и математике. Грэдд уговорил Дэви подождать с моим увольнением. Он сказал Дэви, что у меня есть способности, но нет образования и что если меня немножко поднатаскать в теории, то я запросто смогу стать талантливым журналистом и украсить «Хорошие деньги» своими аналитическими опусами. Вот Грэдд этим и занимался, натаскивал меня, причём совершенно бесплатно. Ему было не лень давать мне разные книги и показывать, где можно найти непонятные слова. В личные объяснения Грэдд пускался неохотно. А если и пускался, то ограничивался тем, что изрекал что-нибудь вроде:

– Я хочу, чтоб твоё мышление было изысканным!

Или:

– Я желаю, чтобы ты понимал божественную красоту этих построений!

Я совсем не умел задавать вопросы, задавал их неправильно и получал не те ответы, которых хотел. Мы с Грэддом постоянно ссорились, но ему было интересно меня учить. Он вообще был прирождённый учитель.

Время, однако, шло, а я всё никак не желал становиться звездой отдела корпоративных новостей. Более того, я совсем перестал работать. Дэви вызывающе платил мне зарплату. Каждый раз, как я приходил за ней, Дэви тоже приходил – полюбоваться на мою бессовестность. Я же, протягивая руку за деньгами, говорил ему прямо в лицо что-нибудь откровенно экономическое, ну, вроде:

– Потребности безграничны, а ресурсы ограничены.