– Дэви, – сказал я, когда он зашёл посмотреть, как у меня дела, – здесь нет чистой прибыли.

– За чем дело стало? – распорядился Дэви. – Позвони им. Просто позвони и спроси.

– А как мне представиться?

– Корреспондентом журнала «Хорошие деньги», разумеется.

Так я стал корреспондентом журнала «Хорошие деньги».

Работничек был из меня хреновый. Я занимался рубрикой, которая называлась «Корпоративные новости». Эта рубрика рассказывала о всяких там слияниях и поглощениях, эмиссиях акций и распределении прибыли, о том, что компания «Перпиньянские виноградники» начинает выпускать собственные виноуборочные трактора, а облигациям компании «Камушки и солнышко» присвоена последняя и окончательная степень надежности. Во всём этом я понимал прискорбно мало и так же прискорбно мало по этому поводу скорбел. Я просто переписывал другими словами то, что уже было где-нибудь напечатано. Если никакого источника не было, а меня уж совсем припирало, то я пытался вытащить какую-нибудь информацию по телефону, используя для этого заунывную лесть типа «я много слышал о вас» и «вы – лидер рынка, и без вас у нас ничего не получится». Ньюсмейкеры меня ненавидели. Вы только представьте себе: какой-то гнусный тип отрывает вас от работы, косноязычно пытается вытащить из вас конфиденциальную информацию, грубо льстит, да вдобавок не отличает долю прибыли от доли рынка. Неудивительно, что директора и пресс-службы хором посылали меня куда подальше. В конце концов, устав от бесконечных и тщетных попыток что-нибудь из них вытащить, я начал придумывать цифры самостоятельно, из головы. Надо ли говорить, к чему это приводило, особенно если учесть, что я вообще не соображал в порядках: сколько миллионов или миллиардов может быть в бюджете страны, а сколько – в прибыли небольшой корпорации.

Дэви, конечно, видел, как я работаю. Но поделать со мной он ничего не мог. Корреспондентов, действительно, очень не хватало, а у меня, на беду, была лёгкость в мыслях необыкновенная. Я очень быстро стряпал свои ужасающие заметки и всегда сдавал их в срок, так что Дэви имел некоторое время на то, чтобы поднять качество моих текстов до приемлемой кондиции. Однако добиться блеска, полёта фантазии или даже хоть какой-нибудь логики изложения – довести мои заметки до среднего уровня, до того, о котором на летучках равнодушно говорят «крепкий текст, фактура», – не получалось. Временами казалось, что я уже чему-то научился, что я уже что-то умею сам, как вдруг – лляп! – из-под моего пера вылетало что-нибудь вроде: «Мощность нового завода будет составлять два миллиона тонн кирпичей в месяц».

Так случилось, что именно этот лляп и редактор, и корректоры как-то проглядели. Возможно, редактор расслабился. Перед этим я (так случилось) довольно долго не писал ничего противоестественного, и он, наверное, решил, что теперь-то уж я, наконец, стал нормальным работником. Свою ошибку Дэви осознал только после того, как новенький номер попал к нему в руки. Сжимая этот новенький номер, он, багровея, и встретил меня на пороге. Я как раз возвращался с очередной пресс-конференции, где успел выпить семь бокалов шампанского и съесть очень много всякой вкусной еды.

– Какого хрена!! – лопаясь от злобы, заорал Дэви, завидев меня. – Мать твою, урод!!! Ты сам-то читаешь то, что ты пишешь? Два миллиона тонн кирпичей в месяц!!!

Дэви просто физически страдал за свой журнал, он ужасно переживал в тот момент, и я подумал: ну всё, теперь-то он меня точно уволит. Мне пришла в голову гибельная мысль исправить положение, и я в растерянности шагнул за Дэви в глубину кабинета, стараясь выглядеть трезвым. И тут я понял, что там, в этой самой глубине, у окна и занавески, сидел ещё кто-то, какой-то посетитель, которого я хорошенько не рассмотрел. К нему-то Дэви и обратился, потому как ко мне было без толку: