Лира лежала на полу, ее черный глаз потух, а грудь едва вздымалась. Мужчина подскочил к умирающей девушке. Его жизнь никогда не будет прежней. Мужчина понимал это. Он не сможет без неё. И дело не в любви, Виктор даже сейчас не верил в любовь. Тут было что-то другое, что-то, что мужчина просто не мог объяснить.

– Ты теперь свободна, – он обнял ее, чувствуя, как что-то перетекает из него в нее.

Ее глаз вспыхнул изумрудным светом.

– Что ты сделал?

– Отдал последнее, что украл – свою душу…

Вечность вдвоем

Лавка "Черные Страницы" исчезла в жарком огне пожара, оставив после себя лишь пустырь, где росла одинокая алая роза без шипов.

Прохожие иногда видели пару: мужчину со шрамом и угрюмым взглядом, и девушку с глазами как день и ночь. Они подбирали бездомных кошек, кормили стариков и беспризорников, а по ночам танцевали под дождем, который теперь звенел, как смех.

В подвале, которого больше не существовало, стояли два сосуда. В одном – искры смеха Виктора. В другом – слезы Лиры.

Их души сплетались в танце, создавая новую главу в Книге Жизни и Теней – ту, где любовь не спасает, а превращает миг в вечность.

"Это ваша работа! Вы должны следить за детьми!"

Голос Анны Семеновны, обычно тихий и сдавленный, сейчас резал воздух детсадовского коридора, как ржавая ножовка. Она вцепилась в рукав халата воспитательницы Марьи Петровны, бледное лицо истерящей женщины было искажено животным страхом. "Где мой Ваня?! Где?! Вы же отвечаете за них! Всех!"

Воспитательница детского сада, Марья Петровна, обычно невозмутимая, как скала, казалась растерянной.

Ее глаза бегали по пустому коридору, где только что резвилась группа. "Анна Семеновна, успокойтесь… Он только что был тут, с мальчишками в 'паровозик' играл… Я отвернулась на секунду – к Наденьке, она упала…"

"На секунду?! – истерика в голосе матери нарастала. – Уже десять минут его нет! Вы что, не понимаете? В этом проклятом городе… столько слухов!" Ее взгляд метнулся к высокому, запыленному окну, за которым хмурился типичный провинциальный пейзаж: серые пятиэтажки, голые деревья и промозглая слякоть ранней весны.

Шепотом, полным ужаса, она добавила: "Вы же слышали… про Того, Кто Забирает? Говорят, он появляется там, где взрослые отводят глаза…"

Слова повисли в воздухе, тяжелые и леденящие. Марья Петровна побледнела еще больше. Слухи… Эти глупые, страшные слухи о чем-то темном, что бродит по окраинам городка, особенно в межсезонье, когда туманы стелются низко и больше похожи на густую вату. О существе, которое уводит детей, оставшихся без присмотра. Взрослые шептались об этом на кухнях, дети рисовали его в углах тетрадей – неясную тень с горящими глазами.

Воспитательница садика резко дернулась.

"Тише! Не пугайте детей!" Но было поздно. Несколько малышей, привлеченные криками, жались у двери группы. Их широко открытые глаза отражали зарождающуюся панику. Саша, сосед Вани по кроватке, всхлипнул.

"Все в группу! Сейчас же!" – скомандовала Марья Петровна, пытаясь взять себя в руки, но голос дрожал. Она бросилась в пустую игровую комнату. Ни за шкафами, ни под столами – Вани не было. Окна были закрыты наглухо. В туалете – пустота. Холодный пот выступил у нее на спине. Десять минут… В таком месте, как этот старый, продуваемый всеми ветрами садик на отшибе, десять минут – вечность.

Она выбежала в коридор, где Анна Семеновна, рыдая, звонила мужу. "Сережа, Вани нет! В саду! Марья Петровна потеряла его! Говорят, ОН…!"

"Прекратите!" – резко оборвала ее воспитательница, но в душе клокотал тот же невысказанный ужас. Она металась, проверяя раздевалку, заглядывая в темный чуланчик для уборочного инвентаря. Везде пустота, звенящая и угрожающая. Мысли путались: "Тот, Кто Забирает… Неужели? Но это же сказки! Или…?"