Мистериум саламандры Дмитрий Пахомов
Предисловие
Вот и увидела свет моя вторая книга из серии сборников стихов-сказок. Она получилась куда больше и куда разнообразнее своей предшественницы, которая, однако, уже никогда не потеряет своего места, по крайней мере в моём сердце. Год, разделяющий эти два издания, стал для сказочника годом переосмысления многого, сожаления о малом и радости о едва уловимом, но очень важном. Большая часть сказок, которые здесь найдёт уважаемый читатель, была написана исключительно потому, что пока саламандра читала сказки милым фейри, человек-писатель учился у людей, у которых не было ни образования, ни желания постигать тонкости педагогики. Но им это и не было нужно. Наши уроки проходили во внеучебное время и без скучной однотипной зубрёжки. То были дружеские посиделки, обмен письмами и случайные встречи с громогласными шепотками о бренной повседневности. Имен-но благодаря этому общению сказочник смог найти в причудливых образах, являвшихся ему в почти готовых сюжетах, мораль. А уже благодаря закрытию морали на замок историй чудак смог и сам усвоить то, что нёс другим.
Расставания, прощание с друзьями, ссоры с близкими, преображение от неуверенного школьника до пытающегося измениться студента – и всё это слов-но бы для того, чтобы написать эти стихи и, быть может, ещё несколько произведений на фоне своей долгожданной врачебной деятельности.
Если создать из разрозненных историй целый мир, то вряд ли кто-нибудь из друзей сказочника захотел бы там жить. В нём много опасного, пугающего и, быть может, трагичного. Тем не менее, благодаря тому, что, кроме заблуждений сказочника, панцирь черепахи, на котором всё это происходит, состоит ещё и из поддержки тех, кто верил в лучшее, в этом сборнике большая часть персонажей всё-таки находит своё место в мире, коли сами смогли не заблудиться.
Если решите представить, как действительно выглядело бы ваше путешествие за буквами и бумагой, сказочник предлагает представлять себя в этом мире после прочтения всего сборника и помещать себя
в мир, где уже свершилось то, что свершилось. Смогли ли бы вы кому-либо помочь? Пожурили бы кого-то, сказав, что он получает по заслугам? Или порадовались бы за кого-нибудь из тех, кто смог пройти своё испытание? Как знать!
На этот раз, помимо некоторого изменения тональности произведений, география наших путешествий несколько расширится. Не только за счёт новых лесов и жилищ, но и за счёт русских вотчин
и даже далёких степей. Также в этой книге мы дважды увидим новые миры, один из которых знаком каждому из нас, а второй только кажется частью чего-то привычного.
За иллюстрации сказочник так же безмерно благодарен своему несменному художнику, который вновь придал некоторым художественным образам форму, но такую, чтобы разум читателя всё же был открыт для догадок, достраиваний и испуга.
В любом случае двери замков и хижин уже открыты. Леса снова наполняются обитателями, а трава проминается призраками, приветствующи-ми своим проходом новых и старых гостей. Если желаете, можете помнить о том, что каждый коридор и тропу здесь называют бороздой, а всякий метр на пути глубже, чем кажется.
Копытце за копытце
Желание помочь прекрасно в своей идее и может быть идеалом в своём воплощении. Но это справедливо лишь для тех случаев, когда это желание не прячет за своим ярким светом стремление получить от человека одобрение, благоговейный шок, нежно струящийся из взора, ну и чувство собственного возвеличивания над человеком. При том этого человека можно искренне любить, ценить и оберегать. В руках человека с таким стремлением желание становится дамокловым мечом, беспечно кружащим над отношениями, дружбой и чувствами.
А порой и над самими людьми.
Плывёт герой из дальних стран,
Чтоб положить конец легенде.
Повсюду мистики, опасности туман,
И за путь спасибо лишь комете.
Не видит даже рифов пару,
Что носят век драконов имя.
В них видит сам корабль кару.
Туман – пожара вестник, дыма?
И, даже проходя по водам между,
Герой как чуял их злонравие.
И череп вросший: «Брось надежду!» —
Зашепчет, всех ворон чернявее.
Прямо за скалами – порт небольшой.
Корабль без ветра как заколдован,
Причалит, как тот, кто бродит межой,
Причалит к таверне и там замурован.
Людей нет, есть лишь пещера —
У неё словно кладезь костей.
В глубине от огня света сфера,
Там же вопль, известно уж чей.
С сочувствием к даме и страхом
Обнажил вмиг Тесей свой клинок,
И шаг стал делать он за шагом,
И, крик услышав, чудом не оглох.
В пещере той стена с стеной похожи —
И разум верх попутал с низом.
Оставить бы на ступнях пряди кожи,
Не отдать бы кричавшему монстру и крысам.
Чем дольше он бежал, он думал,
Как станет вмиг спасённая его,
И благодарность в голове продумал,
И возбуждался в предвкушении легко.
Когда входил, он был спокойным зверем.
Теперь же он – чудовище иное.
Когда сходил сюда, был просто серым.
Теперь он тёмен, сердце ледяное.
Он ненавидел монстра за все жизни,
За кости, что не найдут могилы.
Тесей бы вверил годы укоризне,
Когда б его ладони дев убили.
Никто не спас их, не убили монстра.
Никто так не был смел, как он.
Он всё боялся рога и уродства,
Но продолжает всё, как пёс свой гон.
Всё потому, что любит ведь Тесей
Ту, что последней приплыла сюда.
Её любви искал он пса верней —
Но говорила: «Ты смотришь
всё на зеркало пруда».
Теперь он в плаче думает о ней —
Не о себе, готов отдать и жизнь.
Проплыл десяток всяческих морей —
И близко, стену отодвинь!
Убить чудовище сурово и жестоко.
Обнять любимую мягко и тепло.
Уж не понять ни юга, ни востока,
Но ярость одиночество ещё не погребло.
И вот он, образ – пятёрка метров силы.
Рога как сабли без наверший.
«Убей!» – послание в уме гласило.
Ужасен на любовь урод ревевший.
Она же, бедная, от страха улыбалась,
И руки на спине пленителя лежат.
На миг подумал: не кричала, а смеялась.
Но меч так нежно в руке Тесея сжат.
Без боя пятилось чудовище к стене,
Руками прикрывалось без ударов.
Его мычание затерялось всё во тьме,
И голову не воротит и смесь отваров.
Тесей всю кровь с клинка подтёр
И ждал объятия с улыбкой
Иль восхищений, как остёр
Клинок и сколь воитель гибкий.
Но кулаки ему объятья заменили,
А благодарности – проклятья.
Таких на шабашах ещё не сочинили,
Вплоть до: «гореть пусть будут все собратья».
Чудовище являлось травоядным, мирным,
И все скелеты – лишь охотники за рогом.
Хозяин острова жестоким был и хитрым:
Своё желанье женщин он прикрывал порогом.
«Лишь ступишь на порог ты, дева иль кентавр,
Прощайся с жизнью глупенький скиталец.
Уже идёт к тебе суровый минотавр.
Другие от тебя найдут пред смертью палец».
А минотавр тоски боялся сильно
И рад был всякому, кто приходил.
Но мало кто шёл в ту пещеру с миром —
А значит, умирал иль с грешником ходил.
Её же монстр три раза спас от блуда,
Семь раз кормил, себя лишая пищи.
Найти игру для них обоих трудно,
Но два ума и добрых сердца сыщут.
Теперь же мёртв несчастный новый друг:
Погиб от рук нарцисса, что всё врёт,
Как будто ценен для него земельный круг,
Боясь того, кто ближних заберёт.
И чтоб остаться самым главным в жизни,
Он и убьёт, и умереть вмиг может.
Проблемы, что для всех как слизни,
Все соберёт и в вид дракона сложит.
То героизм – лик царский на монете,
Что смотрит при падении наверх.
Но есть и подлости словно шанс в моменте,
Когда и разум сам с геройством он отверг.
Приятен был, хоть был и частым.
Теперь же мерзок и обжигает глаз.
Другой нарцисс стал истинно цветастым —
А значит, ради кары новый сглаз.
И под все проклятия любимой
Стал агнцем тщеславный наш Тесей.
Его же острый меч, не бьющий мимо,
Разрезал тело агнца на дюжину частей.
Им дева загадала болезнь для одного,
Для властелина острова дрянного —
И он погиб, не чуя колдовство,
Лишь смерть в ветвях сознания спинного.
Одна вернулась девушка в страну.
Коль слушал бы Тесей желания, был бы с ней.
Но милого найдёт красавица в стогу —
Пусть не герой, но в слушании сильней.
Из горячего сердца в глину
Человека настоящего, со всеми без исключения светлыми и тёмными сторонами, со всеми эмоциями, которые он может испытывать, и со всеми мыслями, которые эти эмоции вызывают, не знает никто на целом свете. И у каждого из нас в голове есть лишь понятный и изученный нами образ человека, зависимый от того, каков он с нами, каков он в обществе и что о нём говорят другие. Но стоит нам решить, что только мы знаем или знали человека по-настоящему, как это тут же посеет раздор с другими людьми, знакомыми с этим же человеком, но знающими иного его. И кто знает, к чему может привести этот раздор?
В доме смрад от печки с глиной.
Он стоит в шкафах, в гостиной,
Пляшет по ступеням, как вода,
В вертуне, что тянет всегда.
Чёрный кот скребёт окно уж час.
В глину падает прекраснейший алмаз.
В нём видно сцены чьей-то жизни,
Их пёрышко прикроет, как кулисы.
Первый подарок и волос с головки.
Наручников пара с желанной помолвки.
Гремучницы яд вместо крови родной.
Сердце от лошади и голем живой.
В лицо для эмоций – кость гончей.
Теперь тело всё сделать бы прочным.
Призвать бы духов, чтоб глаголил
И как бывало ей шутить изволил.
Извела вмиг питомца, как жертву.
Нечистый прислал духа к рассвету.
Слепила вмиг ведьма нужные черты,
Столетние утру открывались секреты.
И вот под щебетание он глаза открыл —
И первый вздох кристаллик пробудил.
Он помнил всё, как видела она сама
