В этот момент, как я потом вспоминал, мысли у нас Юлькой, сошлись: нам дубликатом очень захотелось, чтобы это пес куда – ни будь сгинул.

Я не сразу понял, что это у меня в ладони стало горячо. Машинально раскрыв ладонь, я увидел покрасневший рубинчик, который к тому же стал жутко горячим. Так продолжалось не долго, секунды две. После чего рубинчик опять погас, а дождевая вода, обильно поливавшая все вокруг, быстро его охладила.

Когда мы с Юлькой, а она тоже пристально следила за всем происходящим с рубинчиком, перевели глаза в направлении собаки, собаки там не было. Как будто действительно сгинула. Можно идти домой, дорога свободна.

По выражению Юлькиного лица, да и по всей ее напряженной фигуре, было видно, что ни за какие «коврижки» она по этой дороге не пойдет.

Делать что – то было надо, становилось совсем поздно.

– А давай, пойдем ко мне домой, там и переночуешь, – неожиданно даже для самого себя, произнес я, чувствуя, что начинаю замерзать.

То, что моя Мама в Санатории, Юлька знала, а что мой Отец на рыбалке и будет домой завтра, нет.

– Папа мой на рыбалке, – как смог стал я успокаивать Юльку, – будет дома завтра. К вечеру.

Ситуация была без вариантная. Юлька поплелась за мной.

Перед своей Мамой у Юльки отмазка была: в поселке по соседству жила ее подруга, у которой якобы она в очередной раз заночевала. Когда дело не касается биологического соперничества за парней, девочки бывают очень дружны.

Через некоторое время, совершенно вымокшие, мы с Юлькой ввалились в коридор моей квартиры.

Убедившись, что ни моей Мамы, ни моего Отца действительно дома нет, Юлька решила, что раз на сегодняшний день хозяйки в этом доме нет, то хозяйкой в этом доме на сегодня будет она.

Я, наконец – то переоделся в сухое, мокрую одежду при этом засунул в круглую стиральную машинку, стоявшую в ванной. Чего напрягаться? Через две недели приедет с Санатория Мама и все постирает.

К огромной Юлькиной радости, у меня дома была и горячая и холодная вода. У них в поселке уже неделю холодной воды не было, а горячей не было две недели. Юлька быстро освоилась в моей ванной, нашла и мыло, и шампунь, только спросила, – можно ли взять банный халат твоей Мамы?

– Да пользуйся, – мне было все равно.

По просьбе Юльки, я вытащил из – под ванны начатую картонную коробку со стиральным порошком, после чего был из ванной выдворен.

Как радушный хозяин, я поставил на газовую плиту чайник, достал из холодильника баночку сгущенки, и вытащил из хлебницы огромный молочный батон белого хлеба, купленный сегодня утром у той самой продавщицы, сына которой пришлось сегодня вечером ронять в дорожную пыль.

Было уже действительно очень поздно. Я включил наш черно- белый телевизор. Шел концерт. Четверо грузин очень красиво, складно, с чувством, прямо со слезой в голосе, пели про Русские березы.

– Вот надо же, – думал я, – грузины, а как любят Русские березы.

Тут с шумом распахнулась дверь из ванной и в банном халате моей Мамы оттуда вышла Юлька. В руках у нее был тазик с постиранной одеждой.

– Где вы сушите одежду, – поинтересовалась Юлька. Я молча показал на балконную дверь. Дождь прекратился, и на нашем небольшом открытом балконе, было уже довольно сухо.

Юлька быстро туда проследовала и стала ловко развешивать чистую мокрую одежду на висевшую поперек балкона бельевую веревку.

К моему удивлению, у Юльки, следом за своими шортиками и маечкой, на бельевую веревку были повешены и мои, снятые мною и закинутые в стиральную машинку, штаны и рубашечка. Но что меня удивило еще больше, следом на бельевую веревку были вывешены Юлькины трусы и Юлькин смешной бюстгальтер.