Мир меняется. Сергей Синицын

I

.

Всегда были люди недовольные существующим общественным строем. При социализме: нет свободы говорить и печатать чего хочешь. При теперешнем капитализме: не выдают бесплатно квартиры, нет профсоюзных путевок в санаторий в Крыму.

Некоторые люди, теперь уже не молодые и с определенным багажом прожитых лет, были при социализме ярыми до мозга костей «хулителями» общественного строя страны, одной ногой, стоящей в развитом социализме, другой ногой, уверенно вступающей в коммунистический рай. Так вот теперь они же до какой – то болезненной желчи всеми доступными средствами ругают теперешнюю страну.

Жаль, что у них такая короткая память. Все эти потрясения в стране восьмидесятых и девяностых годов лично у меня на памяти. Вот уж чего я бы не хотел так их повторения. Да, страна не идеальна, но я за стабильность.

Вот было время, когда я был абсолютно всем доволен, это было не в детстве. В детстве главное – чтобы рядом были родители и тебя любили. Что может понимать ребенок? А вот я в середине семидесятых годов двадцатого века был как раз абсолютно всем доволен.

Лет мне было шестнадцать, было лето, каникулы в Школе только начались. Родители еще не старые, бабушки тоже живые и здоровые. Друзья – вот они: одного друга звали «Добрый» и мы оставили его в песочнице в нашем дворе, а со вторым, его звали «Дикий» мчались на своих велосипедах по летнему березовому лесу вдоль дороги в Академгородок. Меня, в то время, звали «Синица».

Дорога до Академгородка была нам знакома, расстояние в две автобусных остановки для нас были просто «баран чихнул». Знали наизусть где трамплины, где торчащие из земли корни, где ускорится и где притормозить.

Березовая роща, по которой мы с Диким лихо мчались, была для нас вторым домом, зимой катались на лыжах и на санках с горок, летом, вот как тогда, крутили педали на велосипедах. Если год был урожайным, то летом ели землянику, а осенью собирали грибы.

Для бодрости духа мы на разные голоса горланили патриотические песни:

Будет людям счастье, счастье на века,

У советской власти сила велика.

Сегодня мы не на параде, мы к коммунизму на пути,

В коммунистической бригаде: с нами Ленин впереди.

Почему пели: хорошее настроение, вся жизнь впереди, есть шанс дожить до этого коммунистического счастья. Над текстами тогдашних патриотических песен особо никто не задумывался, как, впрочем, и над содержанием патриотических лозунгов, висящих везде.

Ну есть они и есть. Вот как прикажете понимать: «Выше знамя социалистического соревнования». Или: «Экономика должна быть экономной». Иногда доходило до полного абсурда: на наш трехэтажный магазин, обслуживающий весь студгородок, повесили следующее: «Религия опиум для народа. Ленин В.И.»

В студгородке в наших пяти кирпичных, пятиэтажных, тогда только построенных домах, жили не студенты, а преподаватели. Они объяснили администрации магазина по тексту: «Религия опиум народа» и это не Ленин В.И., а Карл Маркс «Капитал». Транспарант сняли.

Ехали мы в Академгородок, вот кому скажи, покопаться в мусорных ящиках. Непростых, а в которые выкидывали различное ненужное барахло из лабораторий Института Физики. В студгородке, где мы все жили, ходили слухи о несметных сокровищах, которые за ненадобностью в эти мусорные баки попадали.

Советская наука передовая, значит и отходы то же должны быть на мировом уровне.

Дикий хотел поискать болтики, гаечки, подшипники. В механике он был ас, чинил все. Это его увлечение началось с двух велосипедов, которые его дедушка- участник и ветеран войны в качестве трофеев привез из поверженного Берлина. Почему он оттуда не привез какой-нибудь легковой автомобиль история умалчивает. Хотя нет, по информации от того же дедушки, разрешение на вывоз автомобилей получали только высший и средний офицерский состав Красной армии, к коему тот не относился.

Велосипеды были: один мужской, второй женский. Оба в родной краске хоть и сильно поцарапанной. Техническое состояние отличнейшее, отчасти из – за, немецкого качества. Но, в основном, из – за технического обслуживания, ухода, который выполнял дедушка. Дикий с малых лет к этому и приобщился. С игрушками в нашем детстве было как – то не густо.

А я для Доброго хотел посмотреть радиодетали. Ну или чего похожего. Добрый был радиолюбитель, собирал радио, разбирал, собирал новое. Предоставь ему в то время кинескоп – он и телевизор бы собрал.

Тотальный дефицит в стране был всего. Слово «достать» было в разы чаще употребляемое чем «купить». Очереди вообще за любым товаром. Чрезвычайно ценились познания где и когда будут что – то давать, что это можно съесть или одеть.

Вскоре мы подкатили к пункту назначения. Находилось это место за последним корпусом Института Физики, во дворе, напоминающем каменный мешок с нечастыми окнами с решетками. Солнце там появлялось редко, было мрачно, сыро, неуютно. Даже сорной травы на газоне не было.

Но, к нашему удивлению, был бомж, который медленно ковырялся в крайнем из четырех огромных железных ящиков с отходами. Выглядел бомж как бомж: грязный пиджачок, штаны местами с дырками, плетенки на босу ногу. Еще прядь грязных седых волос на глаза.

С нашим появлением, он что – то пробормотал себе под нос и присел на бордюр.

Решив не обращать на него внимания, мы с Диким прямо на велосипедах подъехали к бакам. Баки были высокие, и не слезая с велосипедов, приготовленными заранее палками стали брезгливо копаться в отходах передовой Советской науки.

Интересного там было не много: тряпки, стружки, железки. Кое – что все же мы оттуда выудили. Дикий как всегда решил меня подбодрить:

– Чего ты там копаешься, как будто женщину по попе гладишь?

В то время процесс глажения этой самой да по тому месту виделся только чисто теоретически.

Я тоже ему ответил:

– А вот эта гаечка как раз подойдет к твоему болтику, который в штанах.

И вот тут из вороха старых газет выпал фонарик. Так мне тогда показалось. Длинная алюминиевая ручка, в которую вставляют батарейки и стеклянный отражатель. Чисто машинально я его поднял и заглянул со стороны где должна быть лампочка с целью изъятия оной при её наличии.

Но вместо лампочки был кристаллик абсолютно красного цвета размером с четвертинку спичечного коробка. Я еще тогда подумал:

– А вдруг этот рубин украли из оправы кремлевской звезды, за такую антисоветчину можно огрести по полной.

Отражатель за рубином был из сплошного толстого и мутного стекла, исключающего любую возможность попадания света из рубина на руку, получается мою, держащую фонарик. Дикий молча наблюдавший за моими манипуляциями предложил:

– А давай его включим, вон сбоку выключатель. Только направь его в сторону, может это устройство для травли клопов, неизвестно чем эти Физики – лирики тут занимаются.

К моему удивлению, батарейки в рукоятке были. Недолго подумав, молодость сродни безрассудству, я направил фонарик в сторону и произнес первую попавшуюся на ум фразу, отчасти для храбрости, так сказать:

– Ты пела так что выли все собаки, а у соседей обвалился потолок.

При этом нажал на кнопку сбоку. В глубине рубина появилась искорка, за считанные секунды она разрослась и весь рубин накалился. Выглядело это красиво.

И тут мы с Диким увидели, как со своего бордюра важно поднимается бомж, про которого мы совершенно забыли. Сам того не желая, я направил фонарик четко на бомжа, и только сейчас это понял.

Глаза бомжа были закрыты, и вдруг он запел арию из оперетты «Мистер Икс», красиво и чисто, просто как Георг Отс в одноименной телевизионной постановке. Нет хрипотца немного была, но это видимо были последствия ночевки на свежем воздухе:

Снова туда где море огней, снова туда с печалью своей.

Светит прожектор, фанфары гремят, публика ждет

Будь смелей акробат.

Мы с Диким чуть не грохнулись со своих велосипедов. Краем глаза я заметил, что рубин в фонарике погас, тут же ария бомжа прекратилась.

Дикий со злостью посмотрел на меня:

– Ну Синица, с тобой не соскучишься.

Не сговариваясь, мы покидали наши трофеи в сумки, притороченные к багажникам велосипедов, и покрутили педали обратно в родной Студгородок подальше от этого шизанутого, но несомненно талантливого бомжа, вон из мрачного задворка передовой Советской научной системы.

На обратном пути мы с Диким пели уже другие песни:

Вот мы слышим, вот мы слышим мотора стук.

Это с крыши, прямо с крыши спешит к нам друг,

Веселый друг.

Поднимает настроение, дразнит, тормошит,

Ест клубничное варение и ребят смешит:

Толстый Карлсон.

Буржуйская песня, но веселая.

Так мы и докатили до песочницы в нашем дворе, где нас поджидал Добрый. Как всегда, при свободной минутке, он читал очередной научно- популярный журнал.

Я вручил ему добытые из мусорного бака радиодетали, часть которых он тут же выбросил со совами:

– Где были твои глаза, Синица перелетная птица, эти детали перегорели еще во времена политики военного коммунизма.

– Ладно, – миролюбиво согласился я,– а вот что скажешь про это?

Я протянул ему фонарик. На вопрос Доброго: – а что это? – мы с Диким вкратце рассказали про случай с бомжом на свалке:

– Оказывается, Синица повелитель Бомжей, – поведал Дикий, – стоило навести фонарик на мирно сидящего безобидного Бомжа и скомандовать спеть, при этом включив этот безобидный с виду аппарат, как бедный Бомжара на три секунды возомнил себя солистом с погорелого Театра, исполнителем роли «Мистера Икса», встал в позу оперного певца и спел куплет из арии «Мистер Икс». И что характерно, когда рубинчик вскоре погас, тогда и песенка Бомжа оказалась спетой. И хорошо, что рубинчик погас, а то немного погодя, и Бомж войдя окончательно в образ Шута и Циркача, полез бы со скрипкой на проволоку.