Не сразу, но все же до меня дошло, что у Юльки под бельевым халатом моей Мамы ничего одето не было.

Свист закипевшего на кухне чайника, вернул меня к необходимости исполнения роли гостеприимного хозяина. Чай я заварил, баночку со сгущенкой открыл. Юлька ловко порезала столовым ножом молочный батон.

Жутко голодные, мы с Юлькой сами не поняли, как быстро выпили весь чай, съели и батон, и сгущенку.

Допив чай и доев батон со сгущенкой, Юльке пришло желание поговорить: – Это что же получается: рубинчик оказывается может действовать на собак? – в задумчивости то ли сказала, то ли спросила она.

– А с чего это ты решила, что собаку прогнал рубинчик, ты же смотрела на собаку, и не видела, как он светился, – засомневался я.

– Видела, видела, я на секунду перевела на него глаза, – когда ты разжал кулак. Красиво он в темноте светился, прямо как уголек, – продолжила Юлька, – а где кстати, рубинчик, ты его случайно не потерял ли?

– Этот рубинчик для нас теперь, похоже, как «чемодан без ручки», лень поднять и жалко бросить. Вот ведь «мелкая», – сказал я, – как это тебе удается все замечать?

«Мелкой» мы называли Юльку раньше, пару лет назад. За последний год она подросла. Да в общем то все наши девочки подросли. И набрали женского очарования. У некоторых это женское очарование было видно за километр. Особенно на уроках физкультуры.

Юлькины округлившиеся формы мы парни конечно же давно заметили и обсудили. Как в прочем и то, что теперь делать с этими отросшими женскими прелестями ни наши девочки, ни Юлька в том числе, пока представляли себе не очень. Официальное, в том числе школьное, половое воспитание подростков, вступающих во взрослую жизнь, в Советском Союзе было на очень низком уровне. Что – то расскажут родители, что – то парни постарше. Бывали иногда статьи в журнале «Здоровье».

– Я все видела, – продолжила Юлька, – даже то, как шипели и испарялись капли дождя, когда попадали на камешек.

А ведь она была права, капли дождя падали на рубинчик, испарялись, как на раскаленной плите, но на моей ладони никаких следов не осталось.

– Хорошо, – продолжил я, – а чего он сам без батареек заработал?

– А потому, что у нас обоих возникло одновременно желание, чтобы собака исчезла, – высказала версию Юлька, – сила сдвоенной мысли оказалась сильнее батареек.

То, что мы оба хотели, чтобы эта черная собака свалила побыстрее, и больше не появлялась, сомнений не вызывало.

– Если бы собака на нас напала, то первым ее «ужином», был бы ты, – продолжила разговор Юлька.

– Какая разница, – возразил я, – собака бегает быстрей нас, убежать бы не получилось у обоих.

– А вот и нет, – возразила Юлька, – ты стоял первым и пока тебя, как мужчину, собака грызла, я как девочка, спокойно могла бы убежать.

От удивления таким поворотом женской логики, я просто не знал, что возразить.

– Я девочка, – продолжила Юлька, – мне детей рожать, продолжать человеческий род, а ты мужчина, мужчин в стране много. Ну и съест тебя собака: одним больше, одним меньше.

– Ну, ты змея, «мелкая», – наконец, нашелся я чего сказать, и продолжил:

Я маленькая девочка,

играю и пою,

я Ленина не видела,

но я его люблю.

Произнес я четверостишье, прекрасно зная, что Юлька его терпеть не может.

Но сегодня, Юлька была в отличном настроении, и моя шутка на нее не подействовала.

Вопрос, где Юльке спать, не возникал. У моих родителей на случай ночующих гостей, была заготовлена раскладушка и прочие постельные принадлежности, хранящиеся в кладовке.

Пока Юлька мыла посуду, я приготовил ей это постельное место.

Раскладушку пришлось ставить в углу зала рядом с балконной дверью. В родительской спальне места не было. Мой диванчик, на котором спал я, находился в этой же комнате в противоположном углу.