Толстый продолжал лежать на дороге, только оседали фонтанчики дорожной, растолченной в пудру сотнями ног пыли, которую он при падении поднял. Как правильно падать его, похоже, не учили.

Что произошло дальше меня удивило еще больше. Вместо того чтобы встать и броситься на меня, толстый лежа стал орать:

– Что сильный, сильный да? Скажу Хрящу он тебе рожу то набьет.

И дальше в том же духе. Поняв, что представление окончено, мы с Юлькой быстрым шагом пошли восвояси.

– Мог бы его и не бить, – вдруг сказала Юлька, – это пацан с Поселка и местные пацаны его посылают за газировкой и спрятанными недокуренными «бычками». При этом, бывает, ставят пинки под зад, чтобы ходил быстрее.

– Мог просто сказать ему: «а по фени ботаешь?» – продолжила Юлька, – он бы понял, что ты свой. Или ты мог бы просто уйти.

В переводе на русский язык это означает: «а по блатному понимаешь»?

– Ну и чего ты мне об этом раньше не сказала, – искренне удивился я.

– Ну я думала, ты его знаешь, – скромно произнесла Юлька.

Толстого, как потом выяснилось, я действительно не знал, но потом вспомнил, у кого видел его наглую ухмылку. Его, то же толстая по комплекции мама, работала в нашем трехэтажном магазине «Стекляшка», в «Продуктах» на первом этаже. Сидела обычно в отделе «Хлеб», в котором я почти каждый день отоваривался.

Когда у нее было плохое настроение, а оно у нее было почти всегда, сидела как раз с такой наглой ухмылкой. При этом она так швыряла батоны хлеба об прилавок, что если это были бы хрустальные вазы, то они разлетались бы при этом вдребезги.

Любой город – это большая деревня.

Погода стремительно портилась. Небо совсем закрыли тучи, со стороны «Афонтовской» горы сверкали молнии и отдаленно долетали звуки грома. Внезапно молния сверкнула совсем близко и от удара грома мы с Юлькой выронили сумку с фонариком, которую она передавала мне, собираясь двигаться домой с возможно быстрым шагом. Было уже очень поздно, темно, стал накрапывать дождь.

Сумка упала на дорогу. Из нее выпал фонарик и рубинчик. И только я их подобрал, полил дождь. Как из ведра. Мы мгновенно вымокли.

К моему удивлению, Юлька никуда не сдвинулась с места, где мы с ней только что попрощались, и где начиналась дорога, идущая через кусты и лес, в сторону Поселка. Быстрым шагом, а другим мы в то время не ходили, Юлька была бы дома минуть через пять.

Стояла прямо как остолбеневшая. Остановившийся ее взгляд пристально всматривался куда – то в темноту.

– Ты чего домой не идешь, – спросил я, сам собираясь побыстрей бежать домой и переодеться в сухую одежду.

Опять рядом сверкнула молния, тут и я увидел огромную черную собаку, неподвижно стоящую как раз посреди дороги в поселок. Ошейника на ней не было, передняя правая лапа была перебинтована. В густой черной шерсти сверкали капельки дождевой воды. Собака так – же, как и мы на нее, неподвижно смотрела на нас, никак не реагируя даже на молнии и гром.

Причем, Юлька собак не боялась, у них в Поселке во дворах стояли деревянные стайки, под которыми жило много разных собак. Но эта собака была не с Поселка.

А вот я собак побаивался. Когда- то в детстве, меня чуть не покусал пес моей бабушки по кличке «Верный». С моими родителями мы приехали к бабушке в гости. Она живет в одноэтажном столетнем деревянном доме в слободе «Николаевка». Дом этот с бабушкой пес и охранял. И только я по привычке направился к этому псу чтобы пожать ему лапу, тот накинулся на меня. Не узнал, что, ли. Старый пес был уже. Но покусать не успел. С тех пор я к собакам стал относиться настороженно: кто его знает, чего у этого пса в голове.