– К тебе это не относится, – пояснил Дикий, и продолжил, – ты же свой пацан.

– Я уже давно тут стою, вы так увлеклись обсуждением поющего бомжа, что сними я трусы вы и этого бы не заметили, – едко заметила Юлька. Она действительно была иногда острой на язык.

– А этот Бомжара, не есть ли тот самый пропавший и загулявший солист? – предположила Юлька.

– Ну это точно нет, – возразил я, – Бомжу лет много, а солист наоборот был молодым мужиком.

– Вот тут я не соглашусь,– опять возразила Юлька, – будешь в нашем Поселке подойди к магазину, возле него как раз сидят такие молодые мужики, которые выглядят стариками.

– Чего я там не видел, – ответил я. Все пацаны Студгородка предпочитали без особой нужды в ее Поселке не появляться.

– Уже возле магазина никто не сидит, – возразил Дикий, – по последней информации их задействовал новый житель Поселка. Это бывший «Кандидат технических наук», сам запойный, пропил у себя все что мог. Но буржуйская коммерческая жилка у него осталась. Подключил этих выпивох к сбору «Пушнины».

«Пушнина», если кто не в курсе, это в просто наречье, пустые бутылки из-под всего.

– Так вот, – продолжил Дикий, – те эту «Пушнину» собирают, приносят к нему домой определенное оговоренное заранее количество, а этот бывший Ученый выдает им одну бутылку водки, батон хлеба, пачку папирос и одну рыбную «консерву».

– Ну и какой смысл в этом всем, – усомнился я, – они могут точно так же эти бутылки сдать в пункт приема стеклотары, а уже потом купить в магазине то же самое богатство.

– Ну не скажи, – подключилась к разговору Юлька, – каждый день вижу большие очереди в этот пункт приема, люди бывает стоят часами – нет тары, да и в магазине водка в продаже не всегда.

Дикий согласно кивнул головой:

– А тут занес свой улов, через пять минут и сыт, и пьян и нос в табаке.

Когда поселок железнодорожников построили, а это было сразу после войны, там действительно жили железнодорожники. Трудолюбивые, работящие и спокойные люди. Водить поезда, обслуживать паровозы и должны люди с таким железным характером.

Но со временем произошла некоторая ротация. Старые жители кто разъехался, кто по умирал. На их место заселились другие жильцы, не очень любящие трудится, были и отсидевшие.

В нашем возрасте были уже второе поколение этих новых жителей, с молодыми представителями которых с нашими пацанами из студгородка, периодически происходили драки, в которых мы участие обычно не принимали, так как считали это время провождение совершенно без полезным.

– Вот так без тебя было спокойно, – добавил я, – обсуждали этот фонарик, вели неспешные умные беседы на физико- механические темы, искали лучи какие – то. Возможно, через эту нежданную находку, поймаем местного шпиона, а нам всем в школе на торжественной линейке дадут по грамоте. А наша Завуч, расчувствовавшись, пустит скупую учительскую слезу, каких детей она вырастила!

– Ха, ха, догонят и еще поддадут, – посмеялась Юлька, – ну ко дай сюда эту дюралевую штучку.

Я протянул ей фонарик.

И тут Юлька заметила то, чего мы втроем не увидели. С торца фонарика на круглой закручивающейся крышке она увидела нацарапанную надпись.

Буквы было еле видно, но зрение у всех было в то время хорошее, и мы прочли:

«Моей любимой Елочке на память от Ильи».

– Новое дело, – сказал я, – этих Илиев пол города, если фонарик возвращать владельцу, то где же его искать?

– А зачем его искать, – опять возразила Юлька, – это подарок «Елочке», какой – то девушке.

– Понятно, что не деревцу с иголками, – сказал я, – но все равно искать смысла нет.

– А вот и есть смысл, – возразила Юлька, – может девушка ждет этот подарок, может он ей дорог.