– Скажи спасибо, – ответил я, – что я фонарик навел на Бомжа, а не на тебя. Такие Дикие животные, такие как ты, занесены в «Красную книгу», вас надо беречь.

Воцарилась тишина. Добрый продолжал осмотр фонарика, но при этом видно было как он занервничал. Впрочем, полной тишины не было: из квартиры со второго этажа нашего дома, как раз напротив песочницы, кто – то слушал на магнитофоне песни в то время широко известного в узких кругах почитателей блатного шансона, Владимира Высоцкого. Качество записи оставляло желать лучшего, магнитофон то же был так себе. Но характерный с хрипотцой голос и раскатистое р- р- р спутать было не с кем.

Наконец Добрый произнес:

– Эта штука вырубилась потому что сели батарейки, они дают напряжение на колебательный контур, вот эти транзисторы, они расположены перед отражателем, который передает сигнал на рубин. Дальше рубин генерирует какие – то лучи, подавляющие волю людей и заставляющие их делать то, что им скажут.

Дикий спросил:

– И что это за лучи?

Добрый с грустью посмотрел на Дикого, потом на фонарик:

– Если бы я знал. Вообще – то, это или военное, или шпионское. Мне кажется, лучше от этого избавится. Засуньте его обратно туда где взяли.

С этими словами Добрый передал фонарик мне.

– Что за бред? Что за мистика? – удивился я, – мы воинствующие материалисты, а ты утверждаешь о наличии каких – то лучей, влияющих на людей.

– Есть многое такое, друг Гораций, что не понятно нашим мудрецам. Как сказал великий Ленин, то есть, я имел в виду, сказал Александр Сергеевич Пушкин – неожиданно поддержал цитатой от великого классика Доброго Дикий, при этом чисто машинально и не к месту помянув Ленина.

– Я больше в этот «гадюшник» с мусорными баками не поеду, – сказал я, – да и невменяемый бомж скорей всего еще там.

– Тут вот еще чего,– продолжил Добрый после небольшой паузы, – моя мама любитель всяких спектаклей, следит за новыми постановками, особенно любит оперетты. Папа мой, правда, на них сидит и зевает, но с мамой не поспоришь. В театре Пушкина они ходили год назад на оперетту «Мистер икс». Там блистал молодой солист как раз в роли Мистера два нуля семь. Ну там цветы, поклонницы молодые. На этом спектакле был наш Краевой глава с супругой. Этой уже не молодой супруге, молодой, перспективный сладкоголосый солист понравился, и она напросилась на банкет, устраиваемый для актеров. Который обычно устраивают после спектакля, накрывая столы прямо на сцене. Наш Краевой глава передал супруге литр коньяку и коробку шоколадных конфет «Мишка на Севере», ну не идти же в самом деле на банкет с пустыми руками, а сам поехал домой спать. Супруга по итогу банкета упилась до «изумления» и стала цепляться к молодому солисту. А тому она, «старая вешалка» зачем? Вон кругом сколько молодых женщин, и балерины с театра тут же. Короче он ее послал, при чем довольно в грубой форме. Та, поехала домой, и к утру, когда проспалась, нажаловалась нашему Краевому главе на солиста, при этом все перевернув на 180 градусов. Якобы это он ее домогался, а она, бедная овечка, кое как вырвалась из его похотливых рук. Тот без всяких вариантов, указал солиста с театра выгнать и больше ни в какой театр не принимать. Солист, говорят, запил. Где теперь он никто не знает.

– Это точно, – вставил свою реплику Дикий, – как говорит дядя Вова – От баб все проблемы.

– Это от каких баб проблемы, – вдруг услышали мы девчачий голос.

За обсуждением последних событий мы не заметили, как к нам подошла Юлька.

Это была четвертый участник, ну или участница нашей компашки. Она жила с родителями в поселке железнодорожников – представляющих собой две улицы с несколькими десятками деревянных двухэтажных жилых домов, правда со всеми удобствами, расположенного за березовой рощей. Когда мы были по моложе вместе вчетвером лазили по заборам, играли в футбол, в «войнушку». С ее слов, с нами было интереснее, чем с одногодками девочками, строящими из себя «Василис Прекрасных» в отрочестве. Знакомы мы все были еще с детского садика.