Она направилась в его покои, чуть небо тронуло розовое зарево, собираясь заколоть своего любовника стилетом, тем самым, что подарил он ей в первые дни знакомства и позднее научил владеть в совершенстве. Она прекрасно знала, как нанести единственный верный удар. Он сам тренировал её в этих вопросах до степени закрепления навыка до автоматизма. Ей ещё никогда не приходилось никого убивать, хотя однажды ей было поручено передать пакет с ядом. Умер ли тогда кто-нибудь или это было нужно для других целей, Эрика не знала. Зато сейчас она пришла ради смертельного исхода.

Она прокралась к его изголовью, ничем не нарушив тишины ни в кабинете, ни здесь. Патрон любил спать, не создавая абсолютного мрака в комнате, и по своему обыкновению одеялом он укрывал себя только до половины груди, а вот ворот пижамы застёгивал на все пуговицы, даже во сне не позволяя никакой расхлябанности во внешнем облике. Она хорошо знала за ним эти обе его привычки.

И теперь Эрика стояла с занесённой рукой, готовая нанести роковой удар. Она перечисляла про себя всё то отрицательное, чем владел этот человек, присутствующий на фамильном древе её рода в качестве дальней ветви; она принуждала себя заново припоминать те картины из своего прошлого, которые были мучительны и невыносимы, и которым виной был он. Но она не могла заставить себя действовать дальше. В сумеречном освещении он казался ей таким, каким она знавала его в лучшие времена. Она была не в силах покончить с ним, потому что продолжала любить, хотя прекрасно понимала, сколь не достоин он её любви. За каждой плохой картиной открывалась перед её глазами хорошая, те мгновения, когда она была счастлива. Разве знала она в чём-нибудь нужду? Разве не могла озвучить любую свою мысль, к которой он бы с пониманием не отнёсся? Разве не он дарил ей те моменты, когда она чувствовала себя абсолютно счастливой, и ни один другой мужчина не сравнялся с ним в этом? Ромеро мог всё, если ей что-то было нужно. А какое прекрасное образование он ей дал. Если бы не его появление, явившееся для неё в полном смысле спасением, она бы продолжала прозябать в среде своей невежественной семейки, её природные таланты заглохли бы, и вообще не известно, как бы кончила она свою жизнь. Разве так уж противно ей лицо этого мужчины? И опустится ли она сама до того же уровня, уподобившись ему?

– Что же ты медлишь, сокровище? Собралась убить, так не тяни. Или ты забыла мои уроки?

Его слова вывели её из задумчивости. Каким-то едва ли не сверхъестественным образом он смог почувствовать её присутствие и теперь воззрился на неё обоими глазами. Его насмешливый тон задел её за живое, и вновь вся ненависть всколыхнулась в ней, и она подумала, какой же он гад.

– Ты самый отвратительный из всех людей, какие только могут быть! – её слова скорее походили на шипение, и вместе с ними она поднесла остриё стилета к его пульсирующей шейной артерии, которая разносила по этому сильному телу жизнь. – Я ненавижу тебя!

– Ненавидишь после вчерашнего свидания? – губы его изогнулись в издёвке.

Не стоило удивляться, что он следил за ней всё это время. Видимо что-то заподозрил, когда она озаботилась участью Жан-Поля, и с того момента начал приглядывать за ней, словно она принадлежала к той когорте людей, против которых он вёл свою упорную деятельность.

– Собака!!! – вырвалось у неё. – Я ненавижу тебя за всё!

– Ненавижу за всё, что он для меня ни сделал! – с какой-то тоской отозвался он, передразнивая женский голос. – Ну так убей меня, Эрика. Подарок от ненавистного меня на что-нибудь да сгодится на этот раз.