Мир для двоих Климентина Чугункина

1. Роковое знакомство. Венеция. Он и О

на нашли в лице друг друга равных и достойных спутников, но это произошло слишком поздно.

Барон Дерек фон Моргенштерн лениво растянулся в гондоле, которая везла его к палаццио дожа, где вот-вот должен был начаться знаменитый и грандиозный венецианский маскарад, продолжающийся целую неделю. Он полулежал, пока гондольер неторопливо грёб по узким каналам к месту назначения. С его позиции ему были виды верхние этажи и крыши домов, но при прохождении открытых мест весь его обзор занимали необъятные небеса. Солнце уже зашло, но на небе ещё оставались огненные полосы и малиновые разводы, хотя невысоко поднявшаяся луна уже привела с собой и бриллиантовые капли звёзд, и непроницаемую ночную тьму.

Маскарад дожа обещал стать великолепным и значимым событием в жизни каждого, кто собирался принять в нём участие. Последний подобный по своим масштабам праздник проводился в конце прошлого века, но это зрелище обещало затмить собой даже его. Некоторые начали готовиться к нему за несколько месяцев до начала, запасаясь такими масками и костюмами, которые должны были сразить человеческое воображение наповал. Дерек не сомневался, что почти каждый придёт сегодня облачённый в дорогие ткани пёстрых расцветок, а громоздкие украшения или маски будут поражать обилием драгоценных камней. В отличие от подобных разряженных на манер рождественских елей людей, его костюм представлял собой простое чёрное домино и под стать ему обыкновенную полумаску в тон. Он считал, что такой наряд позволит ему оставаться незамеченным в толпе, но в то же время он сам сможет открыто наблюдать за любыми интересующими его персонами, всюду проходя свободно и беспрепятственно влезая в гущу событий. Можно с головой погрузиться в любые удовольствия, но при этом их последствия его ни к чему не обяжут.

Венецианский гость лежал, подложив руки под голову, на спине и вспоминал свою жизнь, пока глаза его созерцали прекрасные городские пейзажи в свете всё выше поднимающейся луны. Не зря он решил приехать в Венецию именно в это время.

Барон Дерек фон Моргенштерн происходил из старинного германского рода. Ему было тридцать два года, но выглядел он значительно моложе и вдобавок был умопомрачительно красив. Его безупречная внешность сводила женщин с ума с тех самых пор, как он возмужал. Так как его родня принадлежала к крайне богатым и влиятельным семьям в стране, а он был единственным ребёнком своих родителей, то с детства не знал нужды или отказа в чём-либо. Все его прихоти сразу удовлетворялись, однако он не стал капризным или заносчивым. Его поощряли только к хорошему, а всё дурное как-то само собой отпадало. С возрастом его душа становилась всё возвышенней, и мало кто из его окружения обладал бы таким духовным потенциалом, хоть он и не получил никакого систематического образования. Он изучал, что хотел, и много путешествовал. Сперва со своим отцом, потом в небольшой компании весёлых и озорных приятелей, затем в одиночестве, что более всего подходило его свободолюбивой натуре.

В двадцать четыре года барон пришёл в мир кино. Это вышло случайно. Ему предложил главную роль в своём фильме мало кому пока известный режиссёр-самоучка. Скорее шутки ради фон Моргенштерн принял его предложение, ведь сюжет фильма не отличался чем-то уж таким особо оригинальным. На тот момент его просто заинтересовал кинематограф, и он решил, отчего бы не попробовать себя в нём. Вдобавок, жизнь путешественника-скитальца несколько ему прискучила. Он подумывал о том, чтобы занять себя какой-нибудь значимой работой, а тут как раз подвернулось это предложение.

Барон оказался способным актёром. Не сколько из-за потрясающей внешности, сколько благодаря крайне экспрессивной игре на грани человеческих чувств и возможностей фильм удостоился похвалы критиков, пристального внимания публики и сделал малоизвестного режиссёра и начинающего актёра личностями первой величины. К обоим мгновенно начали относиться как к звёздам.

Ещё дважды снявшись у этого режиссёра, Дерек затем перешёл в самую крупную кинокомпанию страны. У него не было отбоя от предложений как рабочего характера, так и связанного с женским вниманием. Он снимался до десяти фильмов в год, каждый из которых становился если не шедевром, то уж заслуживающим внимания точно. И не только из-за его характерной внешности древнеримского бога. С каждой картиной Дерек чувствовал себя всё увереннее, его манера вживания в роль потрясала и коренным образом отличалась от того, как себя вели многие другие перед камерой. В нём чувствовалась индивидуальность, и его бурная экспрессия всего-то служила выражением его гения. Вдобавок, он не был обделён и харизмой, что всегда заставляло людей тянуться к нему, в особенности, женщин. Он просто купался в их внимании, и одна вырывала его у другой на вечеринках, а он любил подшучивать, приговаривая, что бы девушки не ссорились из-за него.

Поначалу такой успех окрылял, а всеобщее внимание льстило. Ему нравилась жизнь, которую он начал вести. Барон считал, что нашёл себе применение в жизни, что его мятущаяся душа наконец успокоится. Но через семь лет даже такая жизнь кинозвезды ему прискучила. Пусть сейчас он был на пике своей популярности, но стал всё чаще задумываться, что о нём забудут, раз в кино наступила новая эра, что он не будет интересен следующим поколениям. Пусть он уже и оставил свой след, но в будущем не добьётся ничего подобного и не превзойдёт своих прошлых работ. Вот почему Дерек решил оставить мир кино, пока не стало слишком поздно. Он не желал принимать посредственные роли, понимая, что отныне ему такие и будут давать за редким исключением, потому что звук привнёс в кино новые возможности для актёров и иную манеру съёмки. Он не хотел выглядеть хуже, знать, что всё, что он делал прежде, больше не считается эталоном и вершиной, к которой другие должны стремиться. Лучше оставаться «на вершине» в памяти современников, чем участвовать в том, что перечеркнёт все предыдущие работы.

Но, даже когда он ушёл из кино, никому не объяснив истинной причины, это не избавило его от излишнего женского внимания к своей персоне. Его по-прежнему приглашали на вечеринки и разные сборища или какие-нибудь общества желали сделать его своим почётным членом. Но женское внимание больше не радовало барона и не льстило его самолюбию. Женщинам всегда хотелось от него одного и того же: их ненасытные утробы были сродни алчным собакам, которым всегда мало для удовлетворения своих потребностей. Ни одна из них не интересовалась им по-настоящему, в той мере, в которой ему хотелось. За всю его жизнь ни одна не полюбила Дерека за его душу, а ему хотелось этого больше всего на свете. Но, однако, женщины всегда были в его руках послушны как марионетки – стоило ему позвать, и любая мгновенно становилась его рабой. Он пользовался этим без зазрения совести, так как давно разочаровался в представительницах противоположного пола.

Он стал циником и перестал уважать женщин из-за этого. Относился к ним так же, как и они к нему: пользовался в своих интересах, а потом отбрасывал в сторону, как ненужный материал, но ведь и они всегда брали у него что-то, а взамен не давали ничего. Стоило ему проявить всё своё очарование, как любая была сражена им наповал, и он играл, только играл, а она верила всему, что он говорит. А некоторые не переставали боготворить его даже после того, как он бросал их.

Он устал от всего этого, его душе вновь захотелось свободы.

Поэтому барон покинул Германию и уже несколько месяцев путешествовал. Встреча своего тридцать второго дня рождения в одиночестве была для него как целительный бальзам. Так он оказался в Венеции, но, скучая по шумному обществу, решил принять участие в карнавале. На его родной земле подобных праздников не устраивали.

Тут он вспомнил свой вчерашний сон. Ему снилось, что он находится в прекрасном обществе, по преимуществу женском. Почему-то в салоне высшего общества присутствовала и молодая цыганка, хотя жемчугов на ней было немеренно, а шёлковое платье не уступало наряду какой-нибудь баронессы. Его окружали дамский шёпот, шушуканье и смешки. Он понимал: они хотят от него того же, что делали сами, а именно – подсесть к этой прекрасной незнакомке и получить от неё предсказание. Ему и самому не терпелось узнать немного о своём будущем, но ещё хотелось и подразнить несколько своё окружение, потому-то он и медлил, якобы колеблясь. Однако когда уговоры достигли своей предельной точки, он согласился. Женщина была очень красива, пусть и цыганской крови. Её обволакивала мощная аура загадочности, и Дерек почувствовал, что ему не хочется от неё уходить. И ещё он неким шестым чувством осознал, что она неравнодушна к нему, и большей частью её интересует его душа, как он всегда того и хотел. Когда она взяла его за ладонь, его словно пронзило электричеством, и внезапно цыганка заговорила тоном доброго друга, произнеся следующие слова:

– И будет наша жизнь омрачена

Из кубка глотками горького и кислого вина.

После этих слов Дерек проснулся, но они ещё какое-то время очень ясно раздавались в его ушах. Почти такими же словами однажды высказался один его хороший приятель экспромтом про одиночество, и барон прекрасно понял, что эти слова теперь пригрезились ему не случайно. Всю жизнь ему придётся страдать от одиночества, и с этим ничего не поделаешь. Такова его судьба. Или какой-то злой рок навис над ним.