– Я это знаю.

В его словах прозвучало нечто сродни гордости, и он легко и быстро обнял её. Он ни разу не сделал подобной попытки с тех пор, как настиг её в Венеции. А теперь вот почему-то решился. Или проверял, может ли иметь на неё виды, как прежде. Но Эрика попросту не успела отстраниться, а он мог подумать теперь, что сама она не против их очередного сближения.

– Если он не нравится тебе как амулет, – продолжил он, встав рядом с ней бок о бок, – пусть это будет маленьким сувениром от меня на память о тех нескольких часах, что мы провели здесь. Ты ведь не забудешь Стамбула?

– Не знаю, – с деланным равнодушием отозвалась красавица, чтобы подразнить дарителя. На самом деле крайне необычный маленький кругляш пришёлся ей по душе.

– Ты не должна забывать, Эрика. Ни об одном месте, в котором тебе довелось побывать. Каждое из них по-своему уникально, даже если поначалу совершенно тебе не нравится. Иначе позднее ты можешь пожалеть, что не обратила на что-то должного внимания во время посещения конкретной местности.

– А ещё?

– Что ещё?

– Почему ещё я не должна забывать? – она развернулась к нему лицом и не сводила пристального взгляда. – Ведь города сами по себе не занимают людей. Только воспоминания, связанные с ними. А некоторые воспоминания бывают такими, что к ним не хочется никогда более возвращаться.

Он прекрасно понимал, что на самом деле скрывается за её словами, только вот озвучил совершенно иное, как если бы был непричастен к той боли, что скопилась у его ученицы в душе. Стыд или жестокое равнодушие владели им?

– Но о Стамбуле тебе ни к чему забывать. Экскурсия удалась, я с тобой, Босфор великолепен, солнышко светит. Что ещё нужно? Впереди у нас дальняя дорога, и никаких забот. А к мечетям повсюду относись как к архитектурным объектам. Они не так уж плохи, если видеть в них просто здания определённой формы.

– Как скажешь. Я буду думать об этой жаре в особо морозные дни, – отозвалась Эрика более бодрым тоном, хотя это было совершенно не то, что она намеревалась сказать.

Однако молодая женщина давно поняла, что всякое давление на этого мужчину, который считался её дальним родственником, бесполезно. Он не ответит на расспросы. Не станет обсуждать то, что обсуждать не желает, или ввязываться в тему, которая ему неприятна. Единственное, чем на него можно повлиять, так это бегством. Только этот вариант может заставить его задуматься.

Ромеро же прочитал настоящие мысли своей не только и не всегда ученицы за последними озвученными ею словами с лёгкостью. Он знал, что именно ему следует сказать в ответ, только вот слова не шли. Он не мог заставить себя выговорить ни одного из них, как если бы на него напал какой-то внутренний ступор по этому поводу. Он понимал, что молчание только усугубляет ситуацию, но не мог с этим ничего поделать. Напряжение между ними из-за недосказанности будет только возрастать. Чтобы как-то разрядить обстановку, он достал часы, откинул с них крышку и объявил:

– Нам пора потихоньку двигаться в сторону вокзала. Попрощаемся с Босфором и пойдём.

Молодая женщина после этих слов послушно убрала назар, который до сей поры держала в руке и всё разглядывала, в ручной ридикюль, бросила взгляд на блистающие в своей подвижности волны, снующие корабли и летающих бакланов и привычным жестом ухватилась за локоть Ромеро, подсунув под него руку. Она была готова к тому, чтобы продолжить путь, и по её внешнему виду нельзя было прочесть ничего иного.

– Всё-таки мне не хотелось бы сюда возвращаться, – молвила она без сожаления, но с каким-то самоутверждением. – Жизнь в этом хаотическом и диком месте никогда не была бы мне по душе. Я бы тут только мучилась. И никакие красоты Босфора не помогали бы.