– У меня были связи со многими людьми в Османской империи. Во время революции эти люди были либо убиты, либо сгинули. Обычно бывает так, что разъярённая чернь не щадит ни правых, ни виноватых, – он вздохнул, и Эрике послышалась в этом вздохе некоторая доля личностного сожаления.

Вообще её наставник всегда был крайне скуп в том, что касалось его работы. Когда в прошлом он поручал ей что-либо, то всегда говорил только о том, что непосредственно касалось её саму в выполнении задания. О своей собственной роли он никогда не ставил её в известность. Когда она интересовалась результатами, он непременно отвечал лаконично, и часто случалось так, что о многом ей приходилось догадываться, получая дополнительную информацию из третьих и даже четвёртых рук и газет. Когда же она спрашивала напрямую о его работе, он отзывался кратко, излагая основные позиции или свои надежды и удачи на будущее, и добавлял, что ей ни к чему забивать свою прелестную головку подобными скучными делами, так как сама она молода, и ей лучше изучать мир.

Но Эрика давно научилась определять внутреннее состояние Ромеро по тем признакам, о которых он сам, должно быть, не подозревал, иначе ни за что не стал бы их демонстрировать. А может быть, и стал бы, если бы это входило в его планы. Он всегда казался ей таким, каким сам хотел выглядеть в её глазах. И потому её страшило то, что он и ныне мог таить намерение продолжать использовать её. Но всё-таки вздох его был полон тоски по дням былым, это несомненно.

Ей бы тоже хотелось вернуться в некоторые моменты своего прошлого. Например, чего стоит один тот вечер маскарада…

– Вам подсказать дорогу, бей-эфенди? – голос всё того же неутомимого экскурсовода вывел их из задумчивости.

Они даже не заметили, что он сделал круг, увидел, что они не торопятся идти в каком-то конкретном направлении, и вновь оказался поблизости от них. Ромеро более не собирался давать что-либо этому человеку, а турок не осознавал своей навязчивости сродни нахальству, одно из отличительных черт своей нации, которая кажется такой противной приезжим из других европейских стран.

– Как кратчайшим путём добраться до моря? – всё же спросил он после секундного замешательства.

– Я покажу, – юнец махнул им рукой.

Парочка иностранцев в серых дорожных костюмах двинулась следом.

– Ты что же, хочешь дать ему ещё? – тихонько вопросила Эрика.

– Нет, но я хочу вывести тебя обратно к морю. Босфор удивительно красив, и мне хочется, чтобы ты запомнила его со множеством курсирующих кораблей и судёнышек. И у моря тебе вряд ли что будет напоминать о чуждом мире.

– Мы не опоздаем на поезд?

– Времени предостаточно, – отозвался мужчина, сверившись с карманными часами.

Гид остановился на углу и начал объяснять дорогу. Затем они с ним окончательно распрощались. Экскурсию он провёл занимательную, чего стоит одна Цистерна Базилика, но теперь они хотели побыть исключительно вдвоём. И хотя основное уже было сказано, многое ещё оставалось недосказанным между ними. Один из них наделся устранить эту неловкость, но всё откладывал возможность объясниться на неопределённое будущее, которое с каждой минутой настоящего всё отодвигалось. Суета города, пока они шли к морю, немного отвлекала их от мыслей, которые всё-таки должны были быть рано или поздно озвучены.

Эрике претила местная жизнь, и она была поглощена своими мыслями. Ромеро же находил эту шумную хаотичную толпу занимательной. Для него в отдых было наблюдать за простыми прохожими, что оправдывало его характеристику знатока человеческой натуры. Жара допекала обоих, хотя они, как достаточно выдержанные люди, старались попросту игнорировать её.