Но бальная зала являлась помещением для избранных. Прочие плясали в холле, размеры которого позволяли вместить всех желающих, так что уже при входе нужно было стараться не столкнуться с кружащимися в быстром темпе парами. Танцевали также и на первой площадке парадной лестницы. Вообще, пляшущих можно было встретить где угодно, потому что народ хотел веселиться, и энергия после выпитого и съеденного давала о себе знать. И, так как музыка была слышна отовсюду, танцевали там, где на данный момент им хотелось.

Барон аккуратно обходил танцующие пары. У него не было конкретной цели, и он просто хотел посмотреть, что представляет собой дворец дожа и чем заняты гости в разных местах. Пару раз он брался за напитки, предлагаемые арапчатами, но ничего не пил, а только пригубливал немного и возвращал бокал обратно на подносы для выпитого. Сейчас ему не хотелось затуманивать свой разум алкоголем. Он прибыл сюда, чтобы наблюдать. И он не мог назвать никакой другой побудительной причины, что заставила его отправиться на маскарад в этом простеньком костюме.

Он уже поднялся по парадной лестнице холла и теперь остановился на верхней ступеньке, облокотился на массивные мраморные перилла и смотрел вниз, на танцующие пары. Музыка незаметно сменилась. Зазвучала медленная мелодия, что давало ему возможность лучше рассмотреть разнообразие костюмов. Как уже было сказано, здесь находились люди попроще, так что, чтобы созерцать особо диковинные или роскошные наряды, требовалось отправиться в танцевальную залу с зеркальной стеной или в патио с небольшим фонтаном, куда элита выходила передохнуть и глотнуть свежей ночной прохлады.

Дереку нравилось изучать мельтешение человеческих тел. Маски скрывали личности. Это позволяло ни с кем не заговаривать и не отвечать, если не хотелось. Никто его не знал, да и сам он был никому не интересен, раз не желал включаться в общее веселье. И так приятно наблюдать за посторонними, а самому оставаться в тени! Сразу выплывает наружу вся человеческая дурость! Тут барон почувствовал некоторую долю стыда, потому что и в его жизни были такие моменты, когда он получал удовольствие, не задумываясь о последствиях, и причём тогда у него не было маски, за которой можно укрыться. Но его готовящиеся было зародиться невесёлые думы отвлёк новый приток входящих.

Чем сильнее люди опаздывали, тем вероятней это означало, что они принадлежат к высшим кругам, раз привыкли к тому, что их готовы ждать. Так что на вошедших одежда представляла собой некоторую экзотику: эскимос, привидение с головой на длинной шее, в основании которой находилось отверстие для настоящего лица, павлин, чьи драгоценности сверкали получше иного хрусталя. Надо же, в самой гуще этих разодетых кичливых аристократов находилось белое домино! Некто был одет точь-в-точь как барон. Отличался лишь цветом.

Дерек подумал, были ли у них схожие мотивы в выборе костюма, или какая-то иная причина заставила этого гостя так вырядиться. Что удивительного, но белая полумаска, казалось, почувствовала, что за ней пристально наблюдают, и вскинула голову, будто бы устремив свой взгляд прямо на барона фон Моргенштерна. От этого взгляда ему на долю секунды сделалось как-то нехорошо, снова вспомнилась та гадалка из его сна, и он решил, что стоит посмотреть, что происходит в других местах этого обширного палаццио. Тем более что новоприбывшие уже стали подходить к парадной лестнице, а ему не хотелось, чтобы белое домино прошло так близко от него.

Итак, он начал своё хождение по обширному дворцу, переходя из комнаты в комнату, из залы в залу. Нигде не принимал он участия в общем веселье, не закусывал и лишь позволял себе подержать бокалы с напитками, полюбоваться игрой света на стекле и благородным оттенком жидкости, вдохнуть аромат. Он смотрел по сторонам, наблюдал за людьми, но сам был от них далёк, как никогда прежде. Ему ничего не стоило завести новое знакомство, но он прекрасно понимал, что это ни к чему не приведёт. Из Венеции он скоро уедет, а если люди, и тем более женщины, узнают его, то всё потянется, как обычно. Им опять от него будет что-нибудь нужно, он распахнёт для них своё сердце, а затем они плюнут ему его добротой в лицо.