Мгновение ока Йоав Блум

Yoav Blum

IN THE BLINK OF AN EYE

Copyright © 2023 by Yoav Blum

© Е. Н. Карасева, перевод, 2025

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2025

Издательство Азбука^>®

Портал открылся высоко в небе. Из-за небольших погрешностей в расчетах он оказался очень далеко от поверхности земли, но это было не важно.

Внизу роса блестела на зеленой траве, деревья отбрасывали тень, но все же нельзя было отделаться от странного ощущения. Ни один человек никогда не видел этой травы, деревьев или животных, мирно бродивших среди них.

Спустя много лет люди найдут окаменелости, с помощью которых попробуют понять, кто царил раньше на земном шаре. Они, в частности, попытаются восстановить облик доисторических животных, цвет и текстуру их кожи; может, у них даже получится угадать нрав этих животных по росту, форме лап или размеру зубов. Но для появления окаменелостей необходима определенная среда обитания. В одних ареалах она увековечила останки животных, в других, где состав почвы или влажность не благоприятствуют образованию окаменелостей, приговорила их к чему-то гораздо худшему, нежели просто безвестность или исчезновение. Ни одна живая душа никогда не найдет их останков – даже вообразить их не сможет.

Человек, который вывалился из небесного портала и шмякнулся в высокую траву, пожалуй, завопил бы, разглядев хорошенько морду зверя, который подошел к нему, чтобы сначала понюхать, а потом укусить.

И этот вопль был бы исполнен бесконечного ужаса, ведь подобравшееся к человеку существо не походило ни на что знакомое, вроде велоцираптора или тирекса. Тварь, что приблизилась к телу, распростертому на земле, не имела ни малейшего сходства с чем-либо известным лежащему. Движения, смрад из пасти, ленивое вращение того, что можно было бы назвать глазами, замах, с которым существо вонзило в плоть клыки, – все это парализовало бы человека страхом, осознанием того, что он исчез и находится теперь ближе к первоначальному небытию, чем к бытию, в конце которого лежит забвение.

Однако, на его счастье, он был уже мертв.

Он был уже мертв, когда вывалился из портала, открывшегося в небе, мертв на протяжении тех долгих пяти секунд, пока летел вниз.

Портал закрылся еще до того, как тело упало на землю. Существо, понюхавшее труп и укусившее его, ушло, потеряв к нему всякий интерес. Странный вкус, отдающий тухлятиной.

Время растерзает тело вместо животного, разложит его так, как ни одна живая тварь, чудовище или идеология не смогут разложить. Молекулы, из которых оно состоит, вольются в армию других безымянных молекул, составляющих мир, растворятся в их скоплении без следа. Словно дерево, упавшее среди леса, которого не видел и не слышал ни один человек, это тело, по сути, никогда не существовало.

Нынешнее время при помощи прошлого

Будет судить великий человек Юпитера.

Пророчества Нострадамуса, центурия X, катрен LXXIII

И когда дракон жестокий

В прошлое нору пророет,

Настоящее, грядущее сожжет он,

Если пламя его прежде не погасят.

Псалмы монаха Микеле, псалом MMXIX

За два с половиной часа до того, как рухнуть на пол с пулей в груди, профессор Йони Бренд отправил Авигаль Ханаани свой предпоследний в жизни имейл. Несколько строк, не более того, дружелюбный тон, взвешенные слова, автоматическая подпись. Затем он с мягким щелчком закрыл ноутбук и положил рядом с собой на кровать.

В телевизоре напротив кровати джинн клялся Аладдину, что никогда не найдет другого такого друга. Профессор Йонатан Бренд, признанный авторитет в области физики, награжденный медалью Оскара Кляйна, тот, кого пять лет назад журналист еженедельника «Нью-Йоркер» назвал «самым острым и подвижным умом, какой мне доводилось встречать», сидел, скрестив ноги, на кровати. Сидел в той самой одежде, в которой вернулся недавно из университета, качал головой в такт музыке и поглощал, как позже выяснится, свой последний ужин – сухарики со вкусом барбекю, которыми он зачерпывал творожный сыр из банки.

Вообще говоря, у Бренда накопилась куча дел, которые требовалось срочно переделать. Надо было править работы студентов, рецензировать статьи, присланные другом из важного научного журнала, разобраться с ворохом грязной одежды, ожидавшей немедленного внимания. Если совсем честно, и куда менее важных дел набралось предостаточно. Хотя бы имейл отправил, уже хорошо. Наверное, это пустяк, не более чем плод его фантазии; в последнее время он слишком много воли дает воображению, больше, чем хотелось бы. Но осторожность никогда не помешает.

Несколькими минутами ранее, на кухне, открыв холодильник, чтобы достать творожный сыр, он заметил – в очередной раз – початую бутылку вина, задержавшуюся на полке дверцы немым свидетелем той последней встречи, сведшей всех за одним столом. Он подумал было выбросить бутылку, освободив таким образом место в холодильнике, но снова отложил это до следующего раза, закрыл дверцу и пошел в спальню, решив подарить себе еще один вечер эскапизма. Он это заслужил, в конце концов. Наверное…

Он вспоминал их последний совместный вечер. Компаниям друзей суждено распадаться, это нормально и естественно, но все равно воспоминания были так прекрасны, что причиняли боль. Раскладной стол, за которым все сидели, яркое ночное небо, зеркальная гладь озера рядом, и тишина Скалистых гор. Вид, от которого замирает сердце.

Он вспоминал Элиану, ее залитое светом лицо и горящие, как прежде, глаза, то, как она подняла бокал и сказала с мягкостью юной девушки, которой была когда-то: «За всю красоту, что есть в мире!» Он вспоминал, как Эди показал ему одобрительно выставленный вверх большой палец, сбрасывая в кои-то веки маску молчаливой отстраненности, как он улыбнулся и назвал Бренда гением. Он вспоминал Бени, его бегающий взгляд, руки, тянущиеся то к круассану, то к рогалаху[1], которые Бени то и дело подносил к улыбающемуся рту, ни на миг не умолкая, – все болтал и болтал про очередное свидание, про биткоины, про то, как язык тела выдает мысли людей. Он вспоминал Дорона, который озабоченно ерзал на стуле, беспокоясь, у всех ли есть еда и напитки, а потом оглядывал живописные окрестности и вздыхал – то ли умиротворенно, то ли пытаясь унять тревогу. Он вспоминал Ниру: как она чокнулась с ним бокалом, подняв бровь; вспоминал ее тонкую, спокойную, всезнающую улыбку.

Ему и правда пора уже выкинуть эту бутылку.

Могли ли обстоятельства сложиться иначе, если бы он вовремя все понял, или же раскол был неизбежен? Может быть, все братства прошлого – не более чем искусственно созданная общность людей, обязанная своим появлением случаю, слепой судьбе, сведшей несколько человек в детстве или юности? Надежда вернуться в исходную точку не более чем заблуждение. Он положил в рот еще один сухарик и сосредоточенно прислушался к тому, как тот хрустит на зубах. Раньше было не проще. Не было в исходной точке ни волшебства, которое с течением времени развеялось, ни проклятия, грозящего вот-вот сбыться. Ни одна точка во времени не лучше другой, все одинаковы. Просто он этого раньше не понимал.

Йони Бренд лег, пристроив голову на спинку кровати, и закрыл глаза. Он должен завтра отвезти группу старшеклассников в луна-парк. И угораздило же его полгода назад присоединиться к этому волонтерскому проекту… Бренд почему-то думал, что через картинг сможет растолковать им три закона движения Ньютона. Ну что ж, доколе никакая внешняя сила не избавила его от глупого обязательства, он будет двигаться по инерции, пока что-нибудь не заставит его назавтра пожалеть об этом, а потом подшучивать над собой с коллегами. А может, в боулинг их сводить?

Он поднял голову и сосредоточился на экране телевизора. Спустя пять минут отправил свой последний в жизни имейл (с вопросом о правилах парковки возле университета, адресованным секретариату физфака), а потом сел, погасил экран компьютера и задумался, смотреть ли ему дальше мультфильм или взяться за рецензию на статью.

Биньямин Кроновик, по прозвищу Банкер[2], ловил на себе восхищенные взгляды трех разных женщин и изо всех сил пытался не обращать на это внимания.

– Тут нужен особый склад характера, – сказала одна другой, разглядывая его костюм. – Не думаю, что у меня бы получилось.

– Конечно не получилось, – подтвердила другая. – Меня одна-то с ума сводит. А когда их больше трех десятков и они объелись сладостей, это просто кошмар.

– Ладно, цена вполне приемлемая, – рассудила третья, мама именинницы, – и пока он их развлекает, я только за.

– Кстати, – спросила первая, – а торт содержит глютен?

– Да, – ответила третья, не потрудившись даже посмотреть в ее сторону. – Это же торт.

Банкер, наряженный клоуном, с микрофоном возле рта, в блестящих бисеринках пота, выступивших из-под цветастого парика (приобретен в магазине «Все по пять шекелей»), пытался – не в пример собрату, который расклеился посреди представления, – заставить три с лишним десятка детишек поднимать ручки в такт музыке.

Не требовалось особой наблюдательности, чтобы уже сейчас заметить зачатки социальных ролей, которые дети взяли на себя: этот энергичный, та скромняшка, вон тот хитрюга, еще один почти не старается, другой восторженный, эта с любопытством изучает остальных, тот ждет подходящего момента, чтобы устроить хаос… Банкер (такое прозвище закрепилось за ним еще со школьных времен) любил свою работу – в основном из-за возможности знакомиться с людьми и изучать их. Дети служили всего лишь предлогом. По-настоящему интересными созданиями, вокруг которых можно выстраивать целые истории, были родители, стоявшие в сторонке, уткнувшись в телефон, жевавшие кукурузные палочки, предназначенные для детей, или пытавшиеся, иногда неуклюже, иногда с подозрительной ловкостью, завязать беседу.