Никто никогда не жаловался, никто никогда не спрашивал шепотом другого библиотекаря, откуда в книгу, которую он взял, попала страница из работы про социологию меньшинств, или про историю британского мандата в Палестине, или про причины, которые привели к Первой мировой войне, а то и лист с забытым стихотворением Леи Гольдберг. Она забавлялась, вкладывая эти страницы – сюрпризы для смущенных читателей. Все просто думали, что так и должно быть. В книгу американского фантаста Филипа К. Дика попало стихотворение израильской поэтессы Рахели – ну что ж, попало и попало. Ничего необычного. В этом случае хаос и энтропия были тайными сообщниками, которые покрывали ее.

Она закончила, вернулась за стойку и снова стала молчаливой Авигаль, вежливой Авигаль, Авигаль, любящей порядок, контролирующей каждую мелочь. Авигаль в очках с толстыми линзами, подобающих ее образу. С черными волосами, спускающимися, подобно склонам горной вершины, ровно до плеч. С карманами, достаточно большими для блокнота и слишком маленькими для тетрадки. С мобильным телефоном, почти всегда пребывающим в летаргии авиарежима. С потрепанной закладкой, уже лет восемь кочующей из книги в книгу и маркирующей ее читательский путь. С заранее заготовленным ответом для мальчика, который вошел в зал и в сомнениях двинулся к стойке.

Она уже знает, что́ он хочет спросить, и знает, что́ предложит ему взять домой вместо того, что он ищет.

* * *

В 22:36 той же ночью, по свидетельству одного из соседей, раздался звук выстрела. В первые минуты сосед не понимал, что именно он услышал. Мы ведь не каждый день слышим выстрелы. Его окно выходило на дом Бренда, оттуда хорошо просматривались садик и подъездная дорога. В доме профессора свет был погашен везде, кроме кабинета. Сосед напряженно вглядывался в темноту, пытаясь уловить движение, но ничего не шевелилось в окружающей тьме.

Сосед – доктор Стивен Лев-Ари, пластический хирург – не удивился, увидев свет в кабинете профессора Бренда в такой час. Не единожды ему доводилось, сидя вечером на втором этаже своего дома, наблюдать профессора за компьютером. Угол, под которым они располагались относительно друга друг – один работал за столом, второй отдыхал с книгой в большом желтом кресле после напряженного дня, – был всегда одинаков. Иногда они встречались взглядами, и тогда Бренд кивал в знак приветствия, а Лев-Ари делал легкий жест рукой, после чего каждый возвращался к своим занятиям. Но в этот раз, глядя из того же окна под тем же углом, Лев-Ари не видел Бренда за рабочим столом.

Однако что-то там все-таки было. Сосед подошел ко второму окну, пытаясь понять, что виднеется под столом в кабинете Бренда, как вдруг все понял и сразу пожалел о своем любопытстве. Это было человеческое тело, а под ним, по всей видимости, растекалась лужа крови.

* * *

Банкер решил, что ему стоит порепетировать монолог для ближайших проб. Он собрал кипу листов, убедился, что у него есть пачка сигарет и зажигалка, и поднялся на крышу.

Сидя на крыше, он болтал ногами, свешенными с парапета, и выдыхал вверх сигаретный дым. В ночном воздухе висели тяжелые испарения прибрежной равнины. Но это не мешало Банкеру. Счастье достигается не оптимизацией чувств: чем дальше от негатива, тем ближе к позитиву. Счастье требует мириться с существованием всего диапазона, впитывать его, учиться двигаться вперед, несмотря ни на что.

– «Вознесите знамена над батареями! – воззвал он в ночи. – Ибо глашатаи идут! Осада нипочем нашей твердыне, а королева, собрав все силы, снова воспрянет завтра, я едва ли помню, что такое страх». Нет, стоп!