На мгновение она замерла, сердце гулко стучало о ребра. Шагнуть за эту дверь – значило переступить невидимую черту, отделявшую ее респектабельный мир от мира теней, греха и опасных тайн. Что сказала бы тетушка Агата, увидев ее здесь? Что подумали бы ее коллеги, мистер Грэм? Да и сам Дэш… Но воспоминание о ледяных глазах нападавшего и его безжалостных пальцах на ее горле отмело последние сомнения. Страх был сильнее стыда.

Собрав остатки решимости, Вивиан подняла руку и неуверенно дернула за витой шнурок старинного колокольчика рядом с дверью. Мелодичный, чуть дребезжащий звон нарушил ночную тишину, и почти сразу за дверью послышались тяжелые шаги. Замок щелкнул, и дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы в щель просунулась голова – крупная, бритая голова мужчины с непроницаемым лицом и тяжелой челюстью. Он молча окинул Вивиан оценивающим взглядом – ее дорогое, хоть и помятое, пальто, модную шляпку, сбившуюся набок, бледное лицо и, главное, ту отчаянную решимость, что горела в ее глазах.

– Мне нужно срочно видеть Мадам Роусон, – голос Вивиан прозвучал хрипло, но на удивление твердо. – Скажите, что это Вивиан Харпер.

Имя, похоже, было ему знакомо. Швейцар (ибо это, несомненно, был он, хоть и без привычной ливреи, скорее похожий на вышибалу из портового кабака) помедлил секунду, затем молча кивнул и распахнул дверь шире, пропуская ее внутрь.

Она шагнула в полутемный холл, и ее тут же окутал густой, душный воздух, резко контрастирующий с промозглой сыростью улицы. Здесь пахло тяжелыми, сладковатыми духами – жасмином, розой, мускусом, – смешанными с запахом дорогого табака, пропитавшего бархатные портьеры, и едва уловимым ароматом пролитого вина или бренди. Тусклый свет единственной газовой лампы в бронзовом плафоне выхватывал из мрака фрагменты обстановки: мягкий ковер с восточным узором, заглушавший шаги, зеркало в массивной золоченой раме, отражавшее искаженные тени, резные ножки столика у стены. Из-за тяжелых портьер, отделявших холл от внутренних покоев, доносился приглушенный гул голосов, тихий смех, едва слышные звуки фортепиано – жизнь здесь продолжалась и в этот поздний час, скрытая от посторонних глаз.

Швейцар молча указал ей на обитый потертым зеленым бархатом диванчик у стены и исчез за одной из портьер. Вивиан осталась ждать, чувствуя себя невероятно неуютно и чужеродно в этой атмосфере приглушенной роскоши и порока. Она плотнее запахнула пальто, стараясь не думать о том, кто еще мог находиться за этими тяжелыми занавесями.

Прошло несколько минут, показавшихся ей вечностью. Наконец, портьера снова отдернулась, и вместо швейцара появилась горничная – молодая девушка в строгом черном платье и белоснежном накрахмаленном переднике, с бесстрастным лицом. Она молча кивнула Вивиан и жестом пригласила следовать за ней.

Они прошли по длинному, тускло освещенному коридору, где ковер был еще толще, а воздух – еще гуще от смеси ароматов. Вивиан старалась не смотреть по сторонам, но краем глаза улавливала приоткрытые двери, ведущие в комнаты, обставленные с показной, кричащей роскошью – альковы с тяжелыми балдахинами, зеркала, мягкие кушетки.

Наконец, горничная остановилась перед дверью в конце коридора, отличавшейся от остальных – из темного полированного дерева, без лишних украшений. Она тихо постучала и, услышав негромкое «Войдите», приоткрыла дверь, пропуская Вивиан вперед, а сама тут же бесшумно исчезла.

Вивиан шагнула внутрь и замерла на пороге. Это была не спальня и не гостиная для приемов, а скорее, кабинет или личный салон хозяйки. Комната была обставлена дорого, но со вкусом, без той вульгарной помпезности, что сквозила в остальном доме. Стены были обтянуты шелком глубокого винного оттенка, на полу лежал мягкий персидский ковер. В камине из темного мрамора тихо потрескивал огонь, освещая резной письменный стол, несколько удобных кресел, обитых бархатом цвета мха, и книжный шкаф, заполненный рядами книг в кожаных переплетах. В воздухе пахло воском, старыми книгами и тонкими французскими духами.