Тусклый свет керосиновой лампы, стоявшей на столике рядом с чайным сервизом Meissen, выхватывал из темноты строгие черты ее лица. Морщины вокруг тонких, поджатых губ казались трещинами на безупречной фарфоровой маске, выдавая годы подавленных эмоций и невысказанных обид. В комнате отчетливо ощущался слабый аромат лавандовых саше, искусно спрятанных в недрах комодов и секретера – единственная уступка Агаты чувственности, но тщательно выверенная и дозированная.

– Тетушка, почему вы еще не спите? – Вивиан постаралась придать своему голосу нотки безразличия, небрежно снимая шляпку, но ее руки дрожали, когда она поправила выбившуюся прядь.

Агата скользнула по ней долгим взглядом.

– Как можно спать, когда юная леди шляется по ночному Бостону, словно какая-нибудь… уличная актрисулька? – Агата отставила чашку с остывшим чаем. Звон тонкого фарфора прозвучал в тишине, словно выстрел пистолета, заставляя Вивиан вздрогнуть. – Где ты была, Вивиан? Отвечай!

Вопрос повис в воздухе, тяжелый и невысказанный, смешавшись с запахом гари из камина, где едва тлели угли. Вивиан, расстегивая плащ с подкладкой из кроличьего меха – подарок тетушки, преподнесенный с дежурной учтивостью, – почувствовала, как влажный холод проникает под кожу, сковывая ее, словно ледяные оковы. Она бросила мимолетный взгляд на фарфоровый сервиз: тонкий узор золотых листьев безупречно повторялся на каждой чашке, графине и молочнике – элегантный и безупречный, как и сама Агата. Даже сейчас, в домашнем халате из плотного темно-синего бархата, с волосами, тщательно уложенными в сложную прическу, не допускающую ни единой выбившейся пряди, Агата казалась воплощением незыблемой, надменной власти.

Вивиан сжала в руке перчатки, словно ища в них опору, тщательно подбирая слова.

– В редакции, – ответила она, стараясь говорить как можно спокойнее, чувствуя, как в горле пересохло. Она прекрасно знала, что сейчас начнется. Ежевечерний допрос о ее «непристойном» образе жизни, о ее «бесстыдном» поведении и о том, как она «позорит имя Харпер».

– В редакции? В таком виде? – Голос Агаты зазвенел, словно натянутая струна. – Ты пахнешь… борделем.

Тетушка медленно встала и шагнула вперед, ее глаза, обычно холодные, теперь вспыхнули едва сдерживаемым гневом.

– Ты забываешь, что живешь не в своем доме, Вивиан. Я дала тебе кров, я терплю твои выходки, но всему есть предел.

Вивиан почувствовала, как ее пальцы сжались в кулак.

– Я всего лишь делаю свою работу.

– Работу? – Агата горько усмехнулась. – Порядочные женщины не работают в газетах, не расследуют преступления и уж тем более не возвращаются под утро в таком виде.

– Порядочные девушки не разоблачают коррупционеров, тетя, – парировала Вивиан, чувствуя, как в ней закипает раздражение. Она нервно теребила край воротника, чувствуя, как кружево царапает кожу.

– Коррупционеров? Не забывайся, Вивиан! Ты играешь с огнем. Ты думаешь, что ты неуязвима, что ты можешь справиться со всем сама, но однажды ты обожжешься так, что уже не сможешь оправиться. Мы все живем в мире мужчин. Мужчин, которые позволят тебе быть дерзкой и независимой, пока это их забавляет. Но когда ты переступишь черту… кто встанет на твою защиту?

– Я знаю, что делаю, тетя, – пробормотала Вивиан, стараясь казаться уверенной, но ее голос предательски дрогнул.

– Нет, ты не знаешь! Ты слепа в своей гордости и упрямстве. Ты думаешь, что можешь изменить мир, но мир, в конце концов, изменит тебя!

Вивиан почувствовала, как ее плечи опускаются. Тетушка Агата всегда умела находить самые болезненные точки, проникая сквозь броню ее независимости и самоуверенности.