Метаморфоза постоянства Алексей Захватов

21 июня 1941-го. В то время жил подросток семнадцати лет по имени Сережа Дорошин – будущий фронтовик и писатель. Каждый вечер он ужинал со своей семьей за одним столом:

– Все, спасибо, – поблагодарил Сережа за ужин, запивая молочком полученное «топливо» в виде ужина – картошки с рыбой.

– Пожалуйста, – сказала как-то равнодушно мама Сережи.

Отец молча читал газету:

– Мам, – обратился Сережа, – я погуляю?

– А уроки? – спросил отец сына.

– Геометрию и русский сделал. Литературу перед сном почитаю.

– Смотри! – предупредил отец. – Завтра утром спрошу содержание «Вия».

– А ты помнишь его содержание? – спросил Сережа.

– Вот завтра ты мне его и напомнишь. – ответил отец, допивая молоко.

– Ладно, иди – ответила мама. – Но чтобы в восемь был дома.

– Как скажите.

И довольный Сережа, выйдя из дома, пошел в деревню, до которой было километра три. Направлялся он к «принцессе», к которой испытывал серьезные чувства. Ее звали Маша – белокурую красавицу семнадцати лет.

Дружба между ними длится уже давно. И все свои скрытные чувства к ней Сережа держал в себе, боясь, что они превратятся в слухи.

Но сейчас Сережа, уже подбегая к маленькой деревеньке, понимал, что либо сейчас, либо никогда. Он подошел к дому, к которому подойдет снова, но уже через тридцать лет. Когда станет уже известным писателем.

Вступив на крыльцо, он не успел даже постучаться, как в освещенном проеме появилась… Маша. Вернее, ее тень, которая в последствие перелилась в освещаемую от света в сенях девчонку. Сережа замер, словно парализованный:

– Сережа? – с недоумением спросила Маша, одетая в белое домашнее платье.

– Э… привет, – растерялся Сережа, но тут же выкрутился. – Пойдем гулять?

– Мам, – крикнула маме Маша, – тут Сережа пришел, зовет гулять.

Но маме не понравилась идея дочки. Гора посуды ждала Машу на кухне.

– Если я не помою посуду, я выйду из дома только через мамин труп, – сказала Маша Сереже, ибо она не могла отказать такому дорогому человеку, как мама. Но Сереже, как хорошему другу, тоже.

– Хорошо, можешь не торопиться.

– Можешь не торопиться, – подумал Сережа.

Это время он потратил бы на то, чтобы собраться с мыслями. Можно еще подучить красивые слова, раскрывающие всю истину и смысл предстоящего признания. Хочется верить, что Маша ответит взаимностью.

Они гуляли около двух часов, пока из уст Маши не вырвалось следующая фраза:

– Ладно, Сереж, я пойду.

– Куда? – с бешеным любопытством спросил Сережа.

– Уже время, Сереж, – нежно проговорила Маша.

– В смысле? – испугался Сережа, думая, что Маша намекает ему, чтобы он наконец признаться ей в любви.

– Коромысле, – усмехнулась Маша. – Домой пора. Да и тебя дома ждут.

– Да у меня в доме сплошной тоталитарный режим.

Маша тихонько хихикнула:

– Давай еще погуляем, – уговаривал Сережа.

– Да не, Сереж, правда, я устала сегодня, очень.

И действительно, вид у Маши был усталый. Она пошла вперед Сережи, который, несмотря на усталый вид девочки, в очередной раз решился окончательно раскрыть свои чувства:

– Маша, – Сережа обратился к впереди идущей подруге.

И она обернулась с более мрачным взглядом, чем до этого. Из-за такого вселяющего тревогу лица Сереже перехотелось признаваться в любви:

– До завтра, – нашел в последний момент нужные слова Сережа.

Маша ему кивнула с холодной улыбкой.

– Ничего, – размышлял Сережа. – Завтрашний день станет «поворотным».

Вот так примерно подходил к концу очередной день Сережи Дорошина. Завтрашний день будет незабываемым, прекрасным, памятным, для Сережи. Но из курса истории уже очевидно, что завтрашний день будет: незабываемым, ужасным, а не прекрасным. А главное – памятным. И не только для Сережи, но и для всего человечества.

Это было то утро, когда так рано небо начало рассветать из ночного летнего мрака.

Сережа крепко спал, пока за место громкого вопля петуха его не разбудило что-то куда более громкое.

Он, проснувшись, моментом выпрыгнул из кровати и посмотрел в окно с любопытным взглядом. И тут он увидел это: сотни самолетов, парящих над советской землей, гудели громче, чем вопль водопада вблизи.

Сережа мигом выбежал во двор и увидел, как из самолетов выпадает что-то маленькое. Это бомбы!

– Немыслимо! – с открытым от шока, переходящего все границы, ртом проговорил Сережа.

И спустя секунду земля, обвивающая хутор, начала подрываться от бомб, словно вулкан. Мощные взрывы были все ближе, пока не настигли хутор с родителями Сережи. Дом разлетелся в щепки. А Сережу откинуло взрывной волной так, что тот погрузился в обморок.

Спустя некоторое время Сережа пробудился. Первые картинки, отражающиеся на сетчатке его глаз, отображали окутанный ярким пламенем дом, который стал могилой родителей Дорошина. Он встал и еще несколько секунд с ошеломленным взглядом наблюдал за самой трагической картиной в его жизни. Надеясь, что Господь вдруг дал родителям еще пару минут жизни, чтобы их сын потратил свой последний шанс на их спасение, Сережа рванул с места прямо к огромному пламени. Но пламя сразу отогнало Сережу своим адским жаром. Мальчик решил не сдаваться, бросился к огню снова. Но жар на его коже дал понять ему, что к огню все должны бояться даже подойти. Звери боятся огня, – а значит, люди подавно.

Сережа, осознав свой бессмысленный поступок и потеряв надежду, упал на колени, смотря на пожирающее дом пламя. А вместе с домом, – родителей. После пролития первой слезы он упал и начал рыдать. И так ясно, как человек рыдает, когда на его глазах исчезают навсегда самые близкие люди. Сережа рыдал, перенося тяжелое горе.

Так он прорыдал очень долго, пока все слезы не вытекли из него. Понимая, что людей, которых он больше всего любил на свете, уже не вернуть, он вспомнил Машу. Единственного живого человека, кто остался Сереже очень дорог. И он ее обязательно найдет:

– Маша, – шепнул Сережа. И его шепот перешел в громкий возглас.

Сережа встал и побежал по разбомбленной, «горящей» земле туда, где был вчера.

Он уже был там. Горящие дома, солдаты в странных серых формах, от которых разбегается в панике народ, разбои и стрельба – вот какова картина этой деревни. Сережа кинул взгляд на еще не тронутый дом, где жила Маша. В радости, что дом еще цел, он побежал вниз по склону.

И вот он пробежал мимо нескольких горящих домов. Он несся на всех порах к тому дому, как вдруг его резко что-то затормозило, словно его зацепили веревкой и начали тянуть назад, как пойманную рыбку. Из этого дома вышла мама Маши, а вместе с ней она. Маша. Истратившая все нервы от страха и ужаса, она вышла из дома с недавно рожденной сестрой в руках. Позади нее шел нацист, наставляющий дуло автомата прямо ей в спину. К ее маме подошли два других нациста, чтобы повязать ее. Мама была готова к взятию в заложники, лишь бы ее дочки остались бы живы. Однако, ее старшая дочка была против такой судьбы матери. Потому и ударила с ноги нациста, надевающего наручники на руки матери, промеж его ног. Второй нацист попытался ее удержать, но та в криках вырывалась, как могла. И нацист, которого Маша ударила, наставил на нее автомат и выстрелил в нее два раза, задев еще и младенца – самое чудесное, что появилось на свете. Оба упали тут же с грохотом на обожженную траву. И мама горько зарыдала. Сережа зарыдал тоже. Внутри себя. Ему очень хотелось выпустить из себя весь тяжелый груз одним плачущим криком. Но он достаточно вынес из себя слез, когда оплакивал своих погибших родителей.